— Скажите, а на этом невысоком мужчине не было больших таких очков, вроде маскарадных.

— Да я его смутно как-то… Нет, наверно, очков все-таки не было, уж это-то я бы все-таки запомнил…

— Скажите, а вот этот человек — он не возле синих «жигулей» шестой модели стоял?

— Вообще-то какая-то машина там была… Нет, врать не буду…

Во всей картине теракта, которая возникла в воображении Якимцева после сегодняшних допросов свидетелей, было одно, но довольно серьезное белое пятно: исходя из имеющейся у него информации, он никак не мог установить, в какой именно момент возник «чистильщик», тот, который, вероятно, вырубил охранника Соколова и, судя по тому, что контрольный выстрел был предположительно сделан из пистолета Макарова, предположительно же добил водителя машины. Кроме того, кое-что нуждалось в уточнении: Якимцев так и не понял, как именно Соколов лишился своего пистолета. Сначала вроде получалось, что он потерял сознание. Теперь же вот он сказал, что хорошо, хоть не упал. Значит, он все же был в сознании?

Якимцев протянул руку к голове Соколова.

— Не возражаете, пощупаю вашу… м-м… травму?

Охранник дернулся от его руки, усмехнулся криво:

— Что, не верите, что ли? Щупайте, мне не жалко. Только не сильно, а то болит очень…

Следователь, осторожно сдвинув бинты, прошелся пальцами, раздвигая сальноватые волосы охранника. Да, шишка, то бишь гематома, была хорошая, что и говорить. Но чем его били, что она такая аккуратная? То есть Якимцев вовсе не хотел бы, чтобы у охранника была проломлена затылочная кость, но если Соколова били, как и положено, чем-то тяжелым, металлическим — кастетом, например, рукояткой пистолета, — там была бы обязательно порвана, рассечена кожа. Здесь же имела место гладенькая, как яйцо, хорошо налившаяся застойной кровью шишка — и все. И никаких ран… Якимцев решил направить Соколова на судебно-медицинскую экспертизу.

— Скажите, Андрей Леонидович, а вы не в курсе, как была похищена камера слежения, та, что должна висеть у вас над входом?

Якимцев снова брал охранника на понт — камера могла исчезнуть и за день до покушения на Топуридзе, и сегодня утром, и вовсе не обязательно, что ее кто-то похищал…

— Камера? — искренне удивился Соколов. — Похищена? А, да, камера… телеглаз этот…

— Что — а, да? Вы видели или нет?

— Нет, я не видел… Я, наверно, уже был без сознания. А вам кто сказал про камеру?

Якимцев хотел проигнорировать этот вопрос. Да и не камера ему была нужна, конечно, а кассета, на которую могло быть запечатлено если не все происшествие, то хотя бы изображение киллеров… Где вот только ее искать… Нет, надо было все же попробовать дожать охранника.

Помучившись еще немного совестью — не слишком ли неправильным будет этот обман, — Якимцев решил, что в том, что он задумал, все же нет ничего особо противоречащего профессиональной этике, и сообщил, доверительно наклоняясь в сторону Соколова:

— Вы спрашиваете, кто сказал? Сказал ведущий менеджер охраняемой вами фирмы Кирилл Суров. Тот самый, что нас с вами познакомил.

Соколов среагировал на эту провокацию вполне пристойно.

— Ну если Кирилл Петрович сказал, значит, так оно и есть. Ему-то зачем зря болтать, верно? Они небось, когда меня вырубили, и камеру тоже того… чтобы не засветиться…

— Скажите, — задал Якимцев еще один вопрос про камеру: — Кто эту аппаратуру перезаряжает? Ведь кассеты, наверно, как-то потом хранятся. Вы, охрана, или это делают служащие фирмы?

Соколов снова наморщил лоб и снова болезненно скривился, кажется опять по-настоящему, — теперь, похоже, можно было безошибочно угадать, насколько полнокровно очередное умственное усилие охранника.