Москва-bad. Записки столичного дауншифтера Алексей Шепелёв

Фотограф Анна Шепелёва

Фото на обложке Алексей Шепелёв


© Алексей А. Шепелёв, 2019

© Анна Шепелёва, фотографии, 2019


ISBN 978-5-4474-0828-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Книга эта, по сути, настоящий нон-фикшн, поскольку всё в ней описанное, не плод вымыла. Провинциал в столице, покорение Москвы – вечная тема…

Первоначально я хотел написать серию репортажей «с натуры», с идеей максимально просто и даже занимательно изложить то, что, переехав в мегаполис, видел и испытал сам. Эксперимент in vivo – на собственной шкуре, видел – подчас буквально из окна. «Книга очерков» – с такой установкой и писать. Но в процессе работы оказалось, что оптика романиста тоже пригодилась, а местами даже и возобладала, хотя для меня самого, если меня спросят, получившееся произведение всё же мемуары, а не роман.

Подражая авторам поднаторевшим, я бы мог «ускориться» и выдать, как сейчас это называют, актуальную книжку. К выборам столичного мэра. Или совсем злободневную – сразу после событий в Западном Бирюлёве. Вроде как досужий писатель-критик всего и всех, типа… Навального! Но меня как художника всегда привлекало измерение антропологическое, метафизическое, никогда не интересовала политика (вместе с примыкающей к ней конъюнктурой), хотя сама жизнь заставляет всё больше обращаться к проблематике социальной. Как говорили раньше, «не могу молчать».

Вот картина. Льёт дождь, мы с женой, промокшие, голодные, спешим в супермаркет. А около него навалено какого-то чернозёма, и всё это так и размывает… Наконец-то, прямо пред выборами, на месте отвратительной плешки в центре района спешно решились устроить парк – понавтыкав засохших ёлочек, а половину территории сдав под автостоянку! И вот тут – брезентовая палаточка и в микрофон распинается – Навальный! В переходе суют листовки: «будущий мэр», «большая поддержка избирателей», «наша альтернатива». Но на самом деле прохожих москвичей всё это почему-то интересует мало – человек сорок толкутся с зонтиками, да и те лишь видимость, как пузыри на лужах: на пару минут остановились поглазеть на телеперсонажа и надо дальше мчаться.

Интересует же их то, что происходит у них под окнами. Кто тут стоит с метлой и что делает, кто и что – у метро, в метро, в магазинах, в парках и т. д. Как найти работу, какую, и как на ней потом ещё работать… Интересует это и «понаехавших», людей не праздных, но всегда имеющих что с чем сравнить. И даже далёких немосквичей, наблюдающих виртуально и видящих баснословную столицу лишь в зеркале СМИ, подчас кривом, помнящих старый, полумифический её облик.

Личный опыт автора этой книги, я считаю, уникален тем, что он принадлежит «персонажу» из самых, можно сказать, низов общества. Живущий в пятиэтажке «под снос» в спальной окраине, многолетний перекати-поле, испытавший все перипетии переездов, поисков жилья и трудоустройства, – такой индивид вряд ли что-то напишет. Он по-пушкински безмолвствует. Рабочий человек если и прорвётся «с наболевшим» на телеэфир, то так и не дадут ему связать двух слов, высказать, выкрикнуть – тут же, засыплют, заглушат своей профессиональной трескотнёй хорошо оплачиваемые спикеры. Знакомые писатели, как я не прикидывал, гораздо более укоренены в бытии, устроены и обустроены, чтобы их задолбала жизнь написать что-то подобное, а для так называемых людей деловых и успешных, созерцающих реальность из-за тонированного окна джипа, и тем более вокруг уже совсем другая «дорогая моя столица».

«Работал в самом сердце нашей Родины» – как звучит! «Работал на одном из центральных каналов» – звучит не хуже. Да, пришлось трудиться в двух шагах от Кремля и на ТВ, но профессии мои были самые простецкие и низкооплачиваемые – смотритель, рабочий студии. С одной стороны, я «выбрал» именно их, поскольку некуда было деваться. Но с другой – был в этом и некий сознательный даушифтинг – потому как «благородные» профессии, смежные писательской, вроде журналиста, пиарщика или криэйтора, в нынешнем их изводе я не приветствую. И конечно, я хотел просто жить, не собирался ничего описывать.

А как же, вы скажете, целая армия вездесущих новыхмедиа – фейсбучников и блогеров? Но при всей их показной возне, в большинстве случаев они столь же шаблонны, зашорены, а потому и беззубы, как многие нынешние газеты и сайты. В любом случае, газета, пусть и освободившись от бумаги, от редакции, декларативно освободившись от статуса советской, так и останется газетой, ей только пищеварение портить, а книга писателя, всё же, наверное, нечто иное.

Критиковать что-то с позиции здравого смысла, как я понял, предлагая книгу издательствам и журналам, тоже занятие вызывающе неблагодарное. Если ты за власть или против неё, за приезжих или, допустим, против них – у тебя уже есть один сторонник… А тут… В общем, рукопись не просто не хотели нигде публиковать, но и, отказывая, походя обвиняли автора во всех смертных грехах, даже в самом для писателя страшном – сознательной лжи и графоманщине.

Посвящаю эту книгу жене Ане, разделившей со мной – иногда уже на грани всякого терпенья! – все тяготы московского выживания.

Часть I. Москва и немосквичи

Глава 1. Гастарбайтер как полтергейст Шпенглера

Переехать в Москву нам помог некий чудесный, или чудной, случай, связанный, по словам хозяйки новой квартиры, с полтергейстом. Однако, чтобы с первых строк не настроить читателя на фривольный массово-литературный лад, опишем этот случай немного позже.

Уже в первое утро, часов в шесть, мы с женой поняли, какой истинный полтергейст отпугнул наших конкурентов, вернее, конкуренток. Прямо под окном нашего первого этажа, не намного более, чем в метре от него, началась громкая возня: оказалось, именно здесь располагается вход в подвал, где не сказать, что живут дворники-гастарбайтеры, но держат свои инструменты, одежду и прочее.

Сначала идёт очень сильное погромыхиванее длинной железячиной, скобой с проушиной, на которой висит старинный навесной замок, сопровождаемое с утра не столь ещё оживлёнными переговорами на языке оригинала (если пришедший не один), а также почти непременными звуками музыки из телефона (предположительно на том же языке) … И дальше, после переоблачения в заветную оранжевую тужурку, начинаются длиннейшие телефонные монологи, сопровождаемые курением вонючих сигарет, а иногда и оригинальной ориентальной песенкой из второго телефона, с каждой минутой всё более оживляемые напором и каким-то весельем, и настолько, мы понимаем, увлекательные и затяжные, что абонент, судя по растрате средств, находится в соседнем подвале, судя же по интонации – в кишлаке почти на другом конце земли, причём у них явно уже полдень.

Хотя вполне может статься, что существует специальный тариф «гастарбайтерский», ведь как оказалось, наш пухлый молодой подоконный оратор не одинок, более того, кругом, буквально за каждым углом, на каждом шагу, созданы все возможные – и кажется, и невозможные – условия для подобной межконтенентальной говорильни и прочих видов необременительного труда и сопутствующего ему нехитрого отдыха. Но не будем забегать вперёд.

Естественно, что поначалу и Аня, и даже я обращались к нашим говорливым, весёлым, темпераментным друзьям. Обращались чрез форточку и в очень вежливой форме. Потом в не очень… Но, наивные, мы не понимали ещё, куда мы попали, где мы сейчас живём!..

Впрочем, на полное осознание – насколько всё тотально, запущенно и неисправимо – хватило нескольких дней, наверное, как раз одной недели. Три года добавляют к этой реальности абсурда лишь отдельные штришки и мазки, и картина, как вы понимаете, не «Московский дворик» вырисовывается, и не «Взятие снежного городка», а что зимой, что летом всё больше на «Последний день Помпеи» сбивается, как будто до фотографического запечатления Брюлловым идёт уже отсчёт последних наэлектризованных мгновений. Остаётся только улыбаться какой-то гоголевской улыбкой…

Чтобы не повторяться с уместным нынче разве только на театральных подмостках словом «просьба», я написал: «НЕ НАДО ГОВОРИТЬ ПО ТЕЛЕФОНУ ПОД ОКНОМ!» – и, обмотав скотчем, привесил картонку на стекло. Потом пришлось несколько раз перефразировать… И наконец, даже продублировать идиотское запрещение на узбекском, таджикском и кыргызском языках!.. Что послужило лишь стимулом для лингвистических упражнений прибегающих за угол или к подвалу по зову природы.

Понятно, что первый этаж (даже квартира №1!), коему я поначалу так обрадовался («жить на земле» и всё такое), сыграл тут с нами ту ещё шутку. Конечно, где-нибудь на 24-м поднебесном ярусе время, может, и течёт, как нынче пишут, на какие-то микросекунды медленнее, прибавляя так называемым коренным москвичам несколько секунд бесплатного долголетия…

Довольно скоро мы заметили, что все многообразные аудиовизуальные процессы, протекающие под стенами нашего пятиэтажного терема-теремка, даже на втором этаже заметны уже гораздо меньше. Особенно если поставить пластиковые окна, закрыть их наглухо и опустить жалюзи. Только один-единственный раз мужик из не задраенного иллюминатора над нашим на очень длинную трель гастарбайтера в самый неурочный солнечно-праздничный час очень невежливо выкрикнул (но опять же, что замечательно, без какой-то неполиткорректности). При этом знакомый нам пухлый весельчак-молодчик (не что иное, как дворник нашего дома) понизил громкость воспроизведения речи (с 94 до 48, если брать аналогию с телевизором), понизил темп – а как бы и битрейт – с 320 слов в минуту до 180, и отошёл на два с половиной шажка.