На тот момент я знала только четырёх россиян. Это мой сосед по Франции, отставной полковник российской армии, который приезжал туда из Санкт-Петербурга три-четыре раза в год, мой гид по Москве Катя, которая жила в США, и семейная пара москвичей, Наташа и Алекс, с которыми я дружу уже пять лет. Все они поддержали моё решение переехать в Москву.

Выросшая в большом городе, я стремилась вновь оказаться в интернациональном мегаполисе со всеми милыми моему сердцу культурными атрибутами – оперой, балетом, художественными музеями, интересными людьми, перспективой новых культурных переживаний и приключений каждый новый день. Шанс попасть в центр цивилизационных перемен только подкрепил моё решение. Как говорят мне многие россияне, переехать в Москву в одиночку требует немало смелости. На что я всегда отвечаю, – для меня это не было смелостью, а скорее бегством от тирании.

Перед принятием окончательного решения о переезде я пробыла в Москве пару месяцев, чтобы осмотреться и на месте увидеть, каково жить там. В поисках жилья я вышла на пять агентов недвижимости. Неожиданностью для меня стало то, что большинство квартир в Москве сдаются с меблировкой. Поиск квартиры без мебели под мои требования и бюджет занял два месяца. После выбора подходящего жилья настало время организации самого переезда.

Уже в Москве мои русские друзья сообщили мне, что большинство людей в возрасте от 30 до 40 лет говорят по-английски, и, если мне потребуется помощь, мне лучше ориентироваться на эту возрастную категорию. Этому совету я следовала ежедневно. И почти сразу же я прочувствовала на себе доброжелательность со стороны совершенно незнакомых мне россиян.

Наконец, подобрав нужное жильё, я пустилась в поиски необходимой для меня мерной ленты, проще говоря, рулетки. Я решила пройтись по району, где, наверняка, есть хозяйственный магазин. Памятую совет друзей, я обратилась к трём молодым людям поблизости, – извините, вы говорите по-английски? Немного, – отвечали они. Я объяснила, что мне нужно купить рулетку, и спросила, где я могу найти хозяйственный. Да, недалеко, – сказали они и принялись рассказывать, как туда добраться. Почувствовав по выражению моего лица, что я не вполне поняла их объяснение, один из них сказал, – ну ничего, мы вас туда проводим. Несколько минут мы шли до магазина, и они уже в магазине помогли мне выбрать и купить рулетку. Затем я пригласила их на кофе, но они отказались, сказав, что им ещё нужно навестить больного приятеля. Не переживайте, – успокоил меня один из них, – мы вас тут одну не бросим, а отведём туда, откуда мы с вами пришли, чтобы вы могли найти дорогу домой. Слава Богу, – подумала я. Один из них, как выяснилось, владевший французским, дал мне свой номер телефона и сказал, – звоните, если вам что-то понадобится.

Спустя два месяца после моего прибытия в Москву Россия попала под санкции. И вдруг большинство моих старинных приятелей в Америке либо прекратили переписываться со мной, либо стали отвечать на мои сообщения сугубо из вежливости. Из американских / западных пабликов, доступ к которым в Москве у меня имелся, мне стало ясно, что эти СМИ неизменно продавливали антироссийскую повестку, не допуская даже видимости сбалансированного освещения событий. Я не обсуждала конфликт на Украине ни с одним из них, равно как они не задавали мне вопросы о жизни здесь. Для них я стала чем-то вроде призрака. Меня же утрата связи со столькими добрыми знакомыми крайне расстроила, пока я не поняла, что на них просто обрушились потоки искажённой информации, а сами они, вероятнее всего, опасаются поддерживать связь с кем-нибудь в Москве. А вот реакция моих друзей в Европе оказалась иной. Они видели необъективность СМИ и скептически относились ко всему прочитанному. От одного из моих друзей во Франции я услышала такое, – ты очень вовремя уехала из Франции.