– Вообще-то я имела в виду вельможного пана Юрия Сологуба, смоленского наместника.

– А что с ним не так?

– Хм. Вообще-то не бывает такого, чтобы безродный смерд пинал боярина под зад. Он и заговаривать-то с ним права не имеет. Может только кланяться до земли да шапку ломать.

– Так, может, я его любя пнул. Со всем почтением. Просто хотел вознести его чуть поближе к небесной выси. Чтобы он там торчал еще более гордо.

Она то ли осуждающе фыркнула, то ли, стараясь сдержаться, прыснула со смеху. Точно разобрать было трудно.

– И все-таки не могу понять, кто ты и откуда.

– Да какая теперь разница? Честно сказать, я и сам порой не уверен, кто я и откуда. И какого черта тут делаю.

– Но как хотя бы тебя звать?

– Денис.

– Грек, что ли? Я – Ярина.

– Да, слышал, как тебя княжна называла.

При упоминании малолетней подопечной между ними снова почти ощутимо выросла стена неприятия. Она опять надолго ушла в себя, словно в ее силах было соткать из окружавшей их сумрачной завесы непроницаемую и ничем не пробиваемую стену.

«Уже начинаю думать о них как о живых людях», – поймал он себя на неожиданной мысли.

– Как ты появился на шляхе? – вновь ни с того ни с сего разомкнул уста тишины ее вопрос. В тот момент, когда он уже смирился и даже пообвыкся с тягучим безмолвием.

– Поляки выставили. Разули, раздели, отмутузили – и воткнули пугалом посреди дороги.

– То есть ты вроде как сам жертва и не считаешь себя в чем-то виноватым. – Не нужно было обладать каким-то специальным психологическим образованием, чтобы уловить нотки презрительного сарказма в вопросе. Поэтому он не стал ее разочаровывать.

– Ну, почему же? Вообще-то я сам начал ту стычку.

– В которой убили твоего спутника?

– Ага.

– Зачем?

– Надоело играться в казаки-разбойники и смотреть на все эти насупленные рожи. Как будто все происходит всерьез и на самом деле.

– То есть ты считаешь, что все это происходит не на самом деле?

– Нет, не считаю. Так оно и есть.

– Так ты из тех истовых богомольцев, кто считает царство небесное более реальным миром, чем наш, бренный? Просто ты не похож ни на блаженного, ни на святого. Или ты язычник?

– Нет. Просто из другого мира. Реального.

– Ясно. Все-таки блаженный.

– Нет, абсолютно нормальный. Может, именно поэтому хочу побыстрее вымарать себя из этой нарисованной картинки.

– И как же такого реального и достойного мужа угораздило попасть в наш недостойный мирок?

– Да очень просто и обыденно. Вернулся с войны. Ни работы, ни денег. Ни перспектив. Но тут на меня вышли какие-то деловитые люди в отутюженных галстучках. И предложили поработать испытателем. Никакой опасности и вероятности печальных последствий. Просто надо было проверить на вшивость некую совершенно новую разработку в цифровой виртуальной сфере. Настолько близкую к реальности, что для устранения возможных негативных последствий для ее приобретателей решено было для начала провести серию испытаний на людях закаленных и привычных ко всякого рода неприятностям. Ветеран военных действий для такой цели вполне подходил. Меня втиснули в какую-то вашу местную броню – которую, кстати, уперли у меня наши польские знакомцы, – сунули в какую-то капсулу, конуру по-вашему, и погрузили то ли в сон, то ли в состояние наркоза. Ну, чтобы тебе понятнее было – выбили дух. И очнулся я уже в том занюханном хуторке, не к ночи будь он помянут. А сейчас думаю и не нахожу ответа на вопрос: зачем все-таки я здесь? То ли испытывать продвинутый виртуальный мир, то ли испытывать возможности человека, интегрированного в цифровую действительность. На самом деле я ведь даже не знаю, лежу я сейчас на какой-нибудь кушетке, обвешанный проводами и датчиками, или, наоборот, стою в голографических очках посреди пустой комнаты и очень глупо выгляжу, повторяя все движения, которые делаю тут. Этот немного раздражает. А когда началась вся свистопляска с битьем и прочими пытками, я решил: все, хватит с меня испытаний, пора отсюда и честь знать. Правда, другого способа, как подставиться под колюще-режущий предмет, не придумал.