– У меня был жук, похожий на тебя, знаешь? – спросил Кобра, будто пескожук, уже зарывшийся в песок, его понимал или хотя бы слышал. – Тоже хороший, крепкий был. Моя мать, будь она неладна, была лучшей погонщицей в банде. – Кобра прожевал кусок. Его транспорт был ему самым частым собеседником вот уже многие годы. – Ух, вот она бы тебя погоняла, не то что я. Так что тебе повезло.

Пескожук молчал, настойчиво притворяясь сытым барханом. Кобра хмыкнул, раздирая жёсткое мясо клыками.

Мать, такое тёплое слово, вызывало очень противоречивые чувства. Она была той, что согревала его в холодные ночи и укрывала своей накидкой в жаркие дни. Она держала его под сердцем, когда он был беспомощной инферлингской личинкой, и продолжала держать близко к себе, пока он не научился самостоятельно ходить.

Мать научила его убивать: сначала банки, потом жуков, потом людей. Кочевников, племенных, жителей городов, торговцев, искателей, членов дьявольских домов. Сначала с её помощью, потом самостоятельно.

Лишь спустя годы он научился убивать лишь тех, кто действительно нуждался в умерщвлении. Иногда, лежа в засаде, ему казалось, что он вновь чувствует её тёплое дыхание над своим ухом. Когда он был готов убить самого главного виновника его злоключений, он вспоминал и её… И ему становилось больно.

Оказалось, что он абсолютно ничего о ней не знал. Возможно, даже её имя – Иринда – оказалось ложью, как и вся её любовь. Порой он думал, что даже тогда, когда он был очень молод, её просто кто-то очаровал. И из надёжного щита она стала опаснейшим клинком.

Почему-то жук перестал казаться хорошим собеседником. Возможно потому, что вспомнив о своей матери, Кобра помрачнел.

Самая важная вещь, которую сделала его мать перед своей смертью – научила его молиться. Забавно, но именно молитва однажды открыла ему глаза на то, кто он. Тем не менее, Кобра не любил это дело, он ощущал в этом предательство против того инферлинга, каким стал. Впрочем, разве не благодаря этим же молитвам он нашёл в себе силы идти дальше? Нашёл цель, ради которой стоит бороться?

Впрочем, молитва сейчас стоила свеч. Кобра сел, скрестил ноги и, приставив руки к голове, оттопырил пальцы к рогам. Руки напряглись; после тяжёлого дня с поводьями воздевать их было невыносимо. Но ещё более невыносимым было бы этого не сделать.

– Во время законного отдыха Златоликого, возношу я почести свои тебе. Тот, кто правит сужденной мне рекой над чёрным океаном. Благодарю тебя и за жирное мясо и за жёсткий кактус. И за дни, когда я слаб, и за дни, когда триумфален, ибо своей силой тебе обязан. И покорно признаю, что кровь моя – твоя, как и душа моя всегда будет стоять за твоим словом…, Иистир, бывший в доме Мира.

– Есть куда более приятные способы дать себя услышать, – силуэт, всё это время стоявший у входа в палатку, дал о себе знать. Его голос был сладок, но так и звал прочь из палатки. – Решил ты испытать моё терпение, протеже?

По спине Кобры пробежали мурашки. Он не из пугливых, да и чётко знал – дьявол не причинит ему зла. Хотя бы не теми путями, какие рисовало воображение… Но Кобра чувствовал: один шаг за порог, и длинные когти испробуют кровь его сердца. Чёрная фигура возвышалась на фоне ночного неба и была её черней. Два больших глаза сверкали, неотличимые от ночных звёзд, но небо, отраженное в них, было куда темнее даже души их владельца.

– А я думал, явишься ли…, – хмыкнул Кобра. – Что за манера, посылать ученика на верную смерть и не говорить с ним после?

– И всё же, вот он я. Здесь, дабы развеять твои сомнения. Ты конечно догадываешься, что не вернёшься из Зелёного Моря, но всего ещё не знаешь.