– Подожди, – сказала она. – Тебя мама будит по утрам?

– Будит, – не совсем уверенно сказал я. – Хотя сейчас она на кухне такое несла…

– Но будит пока?

– Будит. И отец тоже.

– Ну вот, а говоришь, не видят. Кого-то же они будят по утрам?

– Кого-то будят. Но мне кажется, не меня. Это даже не как во сне, когда все не по-настоящему. Это… как будто я вижу одно, а они – совсем другое. И тетка эта… Она из-за ковра выходит. Я еще первый раз заметил: она задом-задом и к стеночке, а потом как-то вдруг – раз, и нет ее. Не пойму, откуда она вылезает? Я уж и ковер приподнимал, но за ним двери нет.

– Может, она из него выходит?

– Как это? Из кого «из него»?

– Из ковра! Нужно снять его и выбросить.

Молодец Норд! Чего я то ждал? Так все просто. Молодец!

Я так обрадовался, что подскочил к ней и поцеловал. Куда-то в глаз.

Она сказала:

– Научись, потом целуйся.

А с кем же я научусь, если целоваться только «потом»? Но главное-то, главное: ковер – вон! И все проблемы – вон!

– Пойдем? – сказала моя смелая подруга.

– Сейчас? – усомнился я.

– Конечно. Заодно я на твоих родителей посмотрю: что там с ними? Может быть, меня они разглядят получше, чем тебя.

Девочка Норд всегда стремилась к действию. Я подумал и согласился.

Норд открыла окно, и мы выбрались на крышу. Было не очень высоко – метров пять, но темно, черно за карнизом, а над головой совсем близко блистали огромные звезды. Казалось, что мы высоко-высоко, над пропастью, клубящейся тьмою.

Пальцы мои впились в железные ребра листов кровли и не хотели разжиматься.

– Ну, ты где? – донесся из темноты ровный голос, в котором не было ни осуждения, ни нетерпения. Она всегда была спокойной и целеустремленной. И в такую жуткую минуту лучшего друга я желать себе не мог. С ней я обязательно выберусь из кошмара, в который попал. Только нужно слезть с крыши.

Слева от мезонина стояла огромная серая лестница с провисшими ступенями. В темноте ее не было видно, но Норд, уже перебравшаяся на нее, нащупала мою ногу и навела на первую ступень.

– Спасибо, – вежливо сказал я. – Во мрак!..

С этим литературным замечанием я спустился вниз.

Наш сад от сада Синицыных отделял невысокий ветхий забор, когда мы перелазили через него, то я не думал о ржавой колючей проволоке, кое-где переплетавшей изгородь, а все смотрел на черное окно своей комнаты. Мне казалось, что по стеклу бегают какие-то огоньки.

– Видишь? – больно поцарапав лодыжку о проволоку и растирая загоревшееся огнем место, сказал я. – Огоньки.

– Где? – шепот Норд раздался прямо у моей щеки. Я почувствовал ее дыхание, и еще раз тепло этой «северной девочки» согрело мою зябнувшую в страхе и одиночестве душу.

– На стекле. В моей комнате.

– Ничего не вижу, – раздалось после минуты молчания. – Идем?

– К окну?

– Зачем? К дверям. Просто зайдем к тебе и все.

– Наверное, уже закрыто.

– У тебя что, ключа нет?

– Не взял…

– Позвоним. Что такого? Сейчас не больше одиннадцати часов.

– Но как же я буду звонить? Ведь я же сплю.

Норд задумалась.

– Вот что, – сказала она поразмыслив. – Ты пока жди меня здесь. А я позвоню и спрошу тебя…

– Ты что!

– Это как раз то, что нам надо. Посмотрим, что скажет твоя мама?

Пожалуй, верно. Посмотрим.

Норд ушла к веранде, а я по дорожке пошел в сад, а затем пробрался к своему окну.

Оглянулся по сторонам: не идет ли где машина, не светит ли поблизости фонарь, отражение которого могло пускать блики на стекле?

Нет, ничего. Но я же видел эти бегущие огоньки. Не огоньки даже, а… что-то похожее на угасающий экран телевизора. Когда он уже потух, но какое-то время по черному проступает картинка. И кажется что-то еще там движется.