Феликсу после долгого ожидания уже не хотел ничего рассказывать, тем более в десятый раз. Но не зря же он столько прождал, поэтому пусть теперь следователь потратит на него время. Но, как только он начал говорить, по телу пробежал озноб. Руки закоченели, кончики пальцев покалывало от холода. В кабинете было тепло, да и на улице не холодно – погожий осенний день. А у Феликса было ощущение, как будто он сидит на берегу Северного Ледовитого океана в одной футболке. Феликсу даже казалось, что изо рта у него идёт пар. Продолжалось это недолго, но напугало Феликса. Это было то, что он почувствовал, когда разговаривал с Волобуевым по телефону, то чего он боялся.
Руки согрелись, озноб прошёл, и Феликс решился:
– Простите за такой вопрос. Скажите, вы хорошо себя чувствуете? – спросил он Волобуева.
– Что? – удивился следователь.
Феликс не знал, как бы так правильно спросить, чтобы не напугать, не вызвать агрессию и не выглядеть психом.
– Вы извините, но мне кажется, что вы плохо выглядите, – Феликс понимал, что несёт чушь, но очень хотел предупредить Волобуева об опасности. – Может быть, вам надо к врачу, проверить здоровье. Так, на всякий случай.
Следователь, естественно, ничего не понял. Феликс сдался. Тем более, что озноб прекратился, а значит, он мог и ошибиться, принять за предчувствие просто своё плохое самочувствие.
Разочарованный, голодный, уставший Феликс поплёлся домой. Ему казалось, что он попал в какой-то иной мир, другое измерение, где были только те, кто уже умер и те, кто скоро умрёт. От чего может умереть следователь Волобуев? От болезни? Или ему на голову случайно упадёт кирпич? Феликс был зол на себя и свой дар. Он не просил ничего подобного. Это знание ему не нужно! Он не понимает, что с ним делать! Как рассказывать обычным, нормальным людям о том, что ты видишь? Да и нужны ли им эти предсказания? Феликс чувствовал себя несчастным. И очень одиноким.
Из Дневника Феликса.
Смерть сестры стала первой из тех, что я смог предчувствовать. И словно в наказание за то, что я не спас сестру, она потянула за собой другие смерти, другие потери.
Вместе с сестрой я потерял и маму. Нет, она не умерла. Я очень надеюсь, что не умерла. Она пропала, исчезла. Мама так хорошо знала, понимала, чувствовала меня! Я уверен, она знает, что я мог предотвратить смерть сестры. Знает и поэтому не хочет больше меня видеть.
После моего рассказа о несчастье с сестрой, я, бабушка и дедушка каждый день звонили маме. Но она редко отвечала на звонки. Я слушал гудки, и повторял: «ответь, ответь, пожалуйста». Но если мама отвечала, разговор был коротким. Она не спрашивала ни про меня, ни про бабушку с дедушкой. И, кажется, не слушала, что я ей говорил. Могла посередине разговора отключиться, положить трубку. Я еле сдерживался, чтобы не запустить телефон в стену. Бабушка видела моё состояние и утешала меня, объясняла, как плохо сейчас маме. Но мне тоже было плохо. И если бы мама не избегала меня, мы бы могли помочь друг другу, поддержать.
В последний раз мама позвонила сама и начала рассказывать какую-то историю глухим прерывающимся голосом. Я не понимал, о чём она говорит. В середине разговора мама расплакалась. А потом назвала меня чужим именем. Я сначала обиделся, а потом понял, что она пьяна настолько, что не осознает, с кем разговаривает.
После этого разговора я никогда больше не слышал мамин голос. Мы звонили ей и не могли дозвониться. Механический голос говорил по-английски, что «аппарат абонента выключен». Мы не знали, что думать. Начали звонить маме на домашний телефон. Но и там никто не отвечал. Я решил ехать к маме. Бабушка хотела лететь со мной. Но у неё не было загранпаспорта, а я не хотел ждать. Перед тем, как купить билет на самолёт, я позвонил маме домой ещё раз. Мне ответил незнакомый человек. Мама и её муж больше не жили в этом доме. Они переехали. Возможно, в другой город. А может быть, в другую страну. И мама ничего мне не сказала. Ни мне, ни своим родителям. Я уверен, что это муж увёз её. Это он запрещал ей говорить и встречаться с нами. Ведь его дочь умерла, а я жив. И мамины родители тоже живы. И он не может нам этого простить.