В этот день я пошел к песчаному берегу, чтобы искупаться, как обычно; совершенно случайно я выбрал место, где вообще редко бывали купальщики: течение там было довольно быстрым. Как только я вошел в воду, течение подхватило меня и повлекло в открытое море, причем так далеко, что я вряд ли сумел бы без посторонней помощи вплавь добраться до берега. От страха ли, – так как я отлично сознавал грозящую мне опасность, – или же по какой-то другой причине, но только я вдруг потерял способность плыть и камнем пошел ко дну.

Но, по всей вероятности, я не сразу потерял сознание, поскольку помню, что, когда меня подбрасывало волной, я видел поблизости лодку, в которой сидел человек. Потом вдруг в глазах у меня потемнело, в ушах зазвенело, и я потерял сознание.

Когда я пришел в себя и открыл глаза, оказалось, что я уже на берегу. Возле меня стоял на коленях какой-то человек и делал некие странные и смешные движения. Он растирал все мое тело своими руками, нажимал мне на живот под ребрами, дул мне в рот и щекотал ноздри перышком.

Это и был Гарри Блю, старавшийся возвратить меня к жизни. Как только я пришел в сознание, он взял меня на руки и отнес домой, где моя бедная мать чуть не лишилась рассудка, увидев меня в таком состоянии. Здесь меня прежде всего почти насильно заставили выпить несколько глотков вина, потом стали прикладывать к ногам горячие кирпичи и бутылки с водой, завернули меня в одеяла, а нос намазали каким-то маслом; в общем, мне пришлось принять бог знает сколько разных снадобий, прежде чем присутствующие объявили меня вне опасности.

На другой день я был уже на ногах, такой же свежий и веселый, как и всегда.

Казалось, на этот раз я получил такой тяжелый урок, что должен был бы навсегда отвернуться от моря. Но вы сами увидите дальше, что это мое второе приключение ни капельки не изменило меня и, каким я был, таким и остался.

Незаметно для самого себя я скоро подружился с молодым перевозчиком, знакомство с которым было начато при таких необычайных обстоятельствах. Гарри Блю пользовался репутацией доброго и смелого малого; на мою детскую привязанность он отвечал тем же – ему, видно, моя дружба тоже была приятна. Все свои свободные минуты Гарри посвящал мне, стараясь как можно скорее сделать из меня отличного пловца и гребца. Я оказался способным учеником и в очень короткий срок научился грести, работая сразу обеими руками, причем с таким искусством, какого даже трудно было ожидать от ребенка моих лет. Как я гордился, когда получал позволение отшвартовать лодку от пристани, где она постоянно была привязана, и привести ее порой на другой конец бухты, чтобы взять там ожидавшего меня Гарри. При этом, проезжая вдоль берега или мимо корабля, стоявшего на якоре, я иногда слышал не особенно лестные замечания в свой адрес, сопровождавшиеся взрывами хохота и насмешками:

«Посмотрите-ка на этого мальца! И как это он умудряется держать весла в руках?»

Но эти шутки меня нисколько не оскорбляли; напротив, я всегда очень гордился, что, несмотря на свой возраст, я умел управлять лодкой так же хорошо, если не лучше, чем многие мальчики даже вдвое старше меня.

Все это привело к тому, что постепенно меня совсем перестали задирать насмешками. А деревенские жители так даже на все лады хвалили меня за мое искусство и частенько шутя называли «маленьким перевозчиком» или «молодым матросиком», но чаще всего – «морским волчонком». Отец, заметив мою непреодолимую страсть к морю, решил сделать меня моряком, и если бы он не умер так скоро, то я, наверное, отправился бы с ним в следующее же путешествие. Мать, со своей стороны, не только ничего не имела против того, чтобы я стал моряком, но даже как будто старалась развить во мне любовь ко всему морскому и с этой целью всегда одевала меня матросом: голубые панталоны и куртка, черный шелковый галстук и большой отложной воротник. Мне очень нравилось разыгрывать из себя матроса, и, по всей вероятности, этот мой костюм и послужил поводом для насмешливого прозвища «морской волчонок». Но я, как уже говорил вам, не только не обижался, а, напротив, гордился этим прозвищем, тем более что в первый раз так назвал меня Гарри Блю.