Поколебавшись, Джонатан взял пасту и подумал: наверное, это и к лучшему, если папа поскорее догадается, что он сбежал. Тогда ему можно будет дать ещё один шанс.

– Джонатан? – крикнул папа из кухни. – Почему ты опять застрял в ванной? Мне пора! Когда я приду вечером с работы, то хочу увидеть в детской идеальный порядок!

Мальчик положил пасту обратно. Кажется, папа в любом случае не расстроится, если у него больше не будет сына. Тогда комната Джонатана наконец станет комнатой Лилли – а разве не этого они хотят?

Входная дверь хлопнула, и Джонатан ещё раз оглядел свою комнату.

– Прощай, комната! – прошептал он. – Прощайте, вещи! – И он быстро пошёл к двери, чтобы не заплакать снова. В конце концов, он знает свою комнату с тех пор, как себя помнит, и при мысли о том, что он больше никогда её не увидит, ему стало очень грустно и даже защемило в груди – там, где находится сердце.

Увы, Лео он сегодня тоже ждать не будет. Как ей объяснить, что он не пойдёт с ней в школу? Когда убегаешь из дома, об этом не должен знать никто. В таком деле надо хранить тайну.

Джонатан не стал прощаться с Хилари, которая ещё спала, потому что Лилли наверняка будила её криками всю ночь. Конечно, Джонатану нужно было к ней заглянуть – но тогда бы он мог разбудить сестру, и начались бы неприятности.

Проходя по лестнице мимо двери госпожи Брокманн, Джонатан помедлил. Соседка больше никогда его не увидит, и это ужасно печально. Джонатан почувствовал, что к нему снова возвращается аллергия.

Неожиданно дверь распахнулась.

– О, мой милый Джонатан! – воскликнула госпожа Брокманн. – Какой ты сегодня тихий! А я вчера купила тебе кое-что пожевать на школьной перемене! Ты ведь любишь лакричных улиточек?

Джонатан кивнул и быстро взял пакетик. Для школы эта еда сегодня не пригодится, зато в путешествии очень понадобится, хотя госпожа Брокманн ничего не должна знать. Его единственным провиантом в пути будут улитки! Мальчик совершенно забыл, что должен взять с собой еду, а Хилари, конечно, не стала делать ему бутерброд в школу, потому что ей нужно было поспать. Пожалуй, госпожа Брокманн – единственный в мире человек, который всё ещё любит Джонатана. Впрочем, может быть, это только потому, что глупая Лилли пока слишком мала для конфет.

– Спасибо! – прошептал Джонатан и заметил, что у него на глаза снова навернулись слёзы. Признаться, это уже начинало его раздражать. – Спасибо, госпожа Брокманн!

При виде его слёз госпожа Брокманн всполошилась.

– Тебе не нравится лакрица, мой милый Джонатан? – спросила она. – Ничего страшного! У меня ещё есть жевательные мармеладки! – И она кинулась к себе на кухню, где хранит все вкусности, особенно для Джонатана. Сами старушки, конечно, не едят ни лакричных улиток, ни жевательных мармеладок.

– Лакрица мне нравится! – крикнул ей вслед Джонатан, и голос его дрогнул. – Я вовсе не плачу! У меня просто аллергия!

– Аллергия? – удивилась госпожа Брокманн и посмотрела на него недоверчиво. – Значит, тебя замучила аллергия, мой милый Джонатан? – Она притянула мальчика к себе так близко, что тот вдохнул запах её фартука. – Как я тебе сочувствую! Очень надеюсь, что мармеладные зверюшки помогут!

Она всё-таки сбегала на кухню и принесла не только пакетик мармеладных зверюшек, но и розовую шоколадку со вкусом клубники. Госпожа Брокманн считает, что конфеты помогают при любых проблемах. Хилари могла бы у неё многому научиться.

– Большое спасибо, госпожа Брокманн, мне уже пора в школу! – воскликнул Джонатан, шмыгнув носом. Конечно, он солгал. Когда убегаешь из дома, иногда приходится лгать, иначе люди могут тебе помешать. – Ваши мармеладки обязательно помогут!