– Ага, хирург, который должен был тебя оперировать.

– Что прости? Тот, на которого лампа упала?

– Он самый. Пришел в себя и начал чудить.

– То есть он такой стал после лампы?

– Ну и до нее за ним некоторые странности наблюдались, но сейчас он совсем в отрыв пошел. Вот теперь знать бы, куда именно пошел.

– Не хочется последние кадры терять?

– Не хочется заполнять бумаги.

– А вот скажи, Кларк. Как вообще это место еще живет?

– То есть? Как нас еще не закрыли?

– Ну да, у вас почти нет сотрудников, все в плачевном состоянии и тому подобное. Как вас продолжают финансировать?

– А как иначе? Просто закрыть нас? Пойми, Марк, мы не магазин, мы клиника. Чего бы от нас финансовые воротилы не хотели, наша задача людей лечить, а не прибыль приносить. Возможно, нас и закроют, хотя почему-то я убежден в том, что скорее здание просто сложится как карточный домик, чем к нам снизойдут кто-то из начальства. Да и нет замен, чтобы просто закрыть, а новую строить никто не будет.

– Я слышал про городскую больницу, которая всех спецов забирает.

– Есть, но до города доехать еще надо. Мы единственное медицинское учреждение на много миль в обе стороны трассы. Мы тот самый безвыходный вариант, который может и не самый приятный, но либо он, либо смерть.

– Правда жизни в одном предложении. А почему ты еще тут?

– Лучше скажи мне, почему ты еще здесь?

– В каком смысле? Почему я еще жив или не уехал?

– Без первого не было бы и второго.

– Ну я здесь… потому что… ааа, потому что ты здесь. Следовательно, именно поэтому ты и тут, верно?

– Именно так, Марк.

– Как забавно. Всю жизнь мне везет так, что аж невыносимо. Хочется, до глупого, чтобы хоть одна неудача закончилась неудачей, а не новой удачей.

– Вот они какие замашки богачей? Когда есть все, хочется, чтобы это все отняли. В таких моментах, наверное, говорят, что мне бы твои проблемы, но нет уж, мои проблемы меня вполне устраивают.

– А что у тебя за проблемы?

– Ммм? То есть?

– Ну какими проблемами занята твоя голова? Деньги? Счета? Тяжелая работа?

– Чтобы дочка хотя бы до конца года дожила.

– Оу… Кларк, я не знал. А что с ней?

– Родилась такой, с проблемами. Вот обычно, сам себя спрашиваешь, что вот зачем я родился, чего я делаю или должен сделать в свой жизни для этого мира. Но это все так похоже на меланхоличную болтовню, ведь всегда можно придумать причину жить и великую цель для своего бытия. А вот в случае с моей дочкой… я все голову сломал, но кроме как какого-то урока и испытания для себя… ничего больше в голову не приходит. Но у нее же тоже есть какое-то важное предназначение, не просто же делать меня сильнее…

– Не просто, многим свойственно принижать свою значимость. Я за свою жизнь сделал очень мало хорошего, так мало, что проще сказать, что я делал только плохое. Ну а ты же спасаешь людей, каждый твой день это… настоящий подвиг, я считаю.

– Ты считаешь?

– Да, считаю. Не пойми меня неправильно, но даже в самом сложном механизме есть обычные, на первый взгляд, кнопки. Сами по себе это просто, казалось бы, бесполезные штуки, но без кнопок ничего не заработает.

– Значит моя дочь, это кнопка, которая делает так, чтобы я работал?

– А ты ее кнопка, чтобы она жила дальше.

– Ты так и хорошим парнем станешь, будь аккуратнее.

– А я, кажется, не против. Может это взросление?

– Нет, взросление, это депрессия со вкусом вины, для такой штуки должно быть другое название.

9. Благое дело

Меньше недели прошло с того дня, как я вышел из лечебницы и планировал с этим покончить навсегда. Отправился в это путешествие на чертов курорт, а ту меня будто магнитом завело снова в больницу. Возможно, на контрасте я так хорошо отношусь к этому месту, к людям, что тут работают, да и в общем не так уж и против находится здесь. Однако вчерашний разговор с Кларком мне все еще не дает покоя, а точнее его размышления о смысле жизни и нашем предназначении. Это глупо, но мы с ним и правда очень похожи, ведь я не переставая думаю о таких вещах. Но в отличие от Кларка, у меня нет никакого оправдания тому, как я живу. Ведь всю жизнь я не понимал зачем я родился и не находя ответа просто лишний раз подтверждал бесполезность своего существования, прожигая жизнь день за днем.