А сейчас пора ковылять на ужин. Их повар, чилиец, изумительно готовит.

После четвёртого курса я был направлен на практику на теплоход «Шатура», который ходил на линии Находка – Магадан.

Это был четырёхтрюмный лесовоз польской постройки примерно двенадцатилетнего возраста, и экипаж его в основном состоял из проштрафившихся моряков. Это те, кто по каким-то причинам что-то нарушил в таможенном законодательстве при пребывании за границей, то есть где-то и когда-то напился и попался нашим доблестным органам, но только по милости администрации не был уволен из пароходства. Им была только прикрыта виза. То есть они потеряли право выходить в заграничные рейсы.

А чтобы вновь открыть визу, нужно было целый год отработать в каботаже и проявить себя с лучшей стороны. Это с точки зрения командно-политического состава судна, а если яснее, то помполита.

Это был помощник капитана по политической части, а ими были в основном неудавшиеся штурманы, электромеханики, начальники радиостанций и те, кто прошёл специальный курс обучения на специальных политических курсах в Одессе или Хабаровске.

Администрация судна, в лице капитана и партийной организации судна, только ходатайствовала о новом открытии визы молодому моряку или «залётчику», то есть мотористу, матросу, механику или штурману, перед пароходством. Она писала бумаги, собирала собрания, утверждала решение этих собраний и… отправляла всё это куда-то наверх. А там уже какой-то божественный дядя решал ничтожную судьбу очередного грешника: ходить ему за границу или не бывать там никогда.

Ну а нам, курсантам, после нескольких лет учёбы тоже открывали визу.

У меня пока её ещё не было, потому что после перевода из МВИМУ в ДВВИМУ, по мнению командира нашей роты Геннадия Гавриловича Сысоева, я ещё не созрел для того, чтобы с честью представлять наше Советское государство за границей, из-за многочисленных «залётов», произошедших в моей курсантской жизни.

Вот поэтому виза у меня ещё была не открыта, даже несмотря на то, что учился я хорошо. За сессию в моей зачётке иногда бывали и тройки, хотя в основном она была заполнена отметками повыше. Но вот с дисциплиной у меня постоянно были проблемы. А если бы я был уличён во всех «самоволках» и остальных проступках, которые случались со мной очень часто, то, наверное, меня давным-давно бы выперли из училища.

Но, слава богу, я уже окончил четвёртый курс и был направлен на индивидуальную практику. Это явилось только результатом моей учёбы. Те, кто учился только на тройки, проходили коллективную практику на учебных судах «Профессор Ющенко» и «Меридиан». А везунчики, то есть отличники и даже те, кто не был отличником, проходили индивидуальную практику на судах загранплавания. Им визу открывали заранее. У некоторых из них родители были у «власти», то есть начальниками в администрации края, города или каких-нибудь райкомах и парткомах.

Вот если с сегодняшней точки зрения рассуждать о результате нашего обучения, то на учёбе в училище, которая рождает истинных моряков, я бы оставил только троечников. Потому что все отличники, хорошисты и дети влиятельных родителей вскоре после окончания училища ушли на берег и на пароходы смотрели только с высоких строек коммунизма.

Морю они не отдали ни капли своей души, да и жили только для себя. Для них главной целью было получить диплом. А остальное – Вася не чешись. Романтики в этом не было. Да и какая романтика в жизни механика? Грязь, постоянные нарекания за невыполненный ремонт, переживания, постоянно грязная роба, замазученные руки и тело, которые свели в могилу не одного из моих друзей, истинных троечников. Недаром нашу профессию механика штурманы пренебрежительно называют «маслопуп». И они же пренебрежительно бросают в наш адрес: «Жопа в масле, грудь в тавоте, но служу в торговом флоте». Иногда это писалось на стенках туалетов «замазученными» пальцами уставших пацанов.