Древний город Алькала в Испании. Осенью 1561 года сюда прибыл инфант дон Карлос принц Астурийский с его юным дядей доном Хуаном Австрийским, двоюродным братом Александром Фарнезе Пармским и прикомандированным к наследнику трона нидерландцем Генрихом ван Гаалем. Знаменитый университет должен был завершить образование всех четверых. Этот переезд вернул Генриху ощущение жизни.

Все два года, с самого отъезда из Флиссингена, его окружала, казалось, одна смерть. Началось с небывалой бури, разметавшей королевский флот в одну ночь и потопившей большую часть кораблей. Для спасения остальных пришлось побросать в разъяренные волны огромные богатства, собранные еще покойным императором. Король Филипп собирался украсить ими испанскую столицу, а главное – задуманный новый дворец в Эскориале, вблизи Мадрида, выбранную им по собственному вкусу постоянную резиденцию. Как врезался в память Генриха ужас той ночи!.. Все стало ненадежным: трещавшие и стонущие снизу доверху под напором водяных круч мачты; трепещущие, как живые, борта галер. Непрерывными пенистыми водопадами их обдавали потоки клокочущего ливня. Соленые брызги хлестали в лицо и слепили глаза. Словно сатанинский скрежет зубов и сотни ревущих глоток заглушали слабые человеческие выкрики команды… А над всем этим – сверкание молний и грохот канонады.

Наконец порывы вихря стали спадать, завывания – слабеть, молнии – вспыхивать реже, и разорванные в клочья тучи показали первые просветы бледного предутреннего неба. Тусклое, точно зимнее, солнце осветило наконец все еще кипящее пеной море. Кое-где виднелись плывущие обломки кораблей. Кружились, поднимаясь и погружаясь, разбитые бочки и ящики. Барахтались в воде сотни откормленных каплунов и, обессилев, шли ко дну. Пестрые перья их мешались с рассыпающимся жемчугом пены.

На галере начались спешные работы: осматривали повреждения корпуса, чинили исковерканные снасти, связывали порванные канаты, зашивали паруса… Бледные, исхудавшие за ночь лица оборачивались вслед уходящим тучам, расправлялись плечи, обсыхала мокрая одежда… Генрих чувствовал себя ослабевшим, будто после длительной, тяжелой болезни. Ноги его подкашивались, пальцы дрожали. Он осматривался и не узнавал нарядной галеры. Резные фигуры наяд и драконов казались истерзанными зверем. Невидимые клыки оставили глубокие шрамы на золотом орнаменте бортов. Великолепный пурпурный навес был сорван, и мокрые обрывки его трепал затихавший ветер. Ни одного флага не осталось на изломанных реях. Стройные ряды весел поредели, будто зубы во рту дряхлого старика. Яркая окраска слиняла, и матросы сметали в воду расщепленные деревянные обломки, как сор. Генрих слышал осторожную болтовню. Привыкшие к бурям моряки-нидерландцы пробовали даже шутить:

– Король с покойным императором обобрали нашу землю, чтобы обогатить океан!..

– Славно нарядили они волны во фландрскую парчу!.. Не хуже королевских невест…

– А не зря, видно, говорится: «Грабеж не идет впрок»…

– Прикуси язык, не то полетишь за борт вылавливать каплунов!..

Генриху приказали выслушать со всеми благодарственную мессу. На прибранной палубе собрались команда, весь штат слуг и придворных. Отправлял богослужение королевский духовник отец Педро де Суенса, в длинной мантии, и кружевах. Звучали латинские слова молитв, сливаясь в тягучем напеве хора.

Король стоял на коленях, закрыв глаза. Белое, точно гипсовая маска, лицо его походило на лицо трупа. Один лишь пережитый ужас смерти смог изменить вечно холодные, брезгливо-надменные черты.

На закате к галере причалила шлюпка. Сходни были сорваны бурей, и матросы спустили веревочную лестницу. На палубу поднялся высокий, широкоплечий человек с коротко подстриженными седеющими волосами под черным металлическим шлемом. Над все еще темной бородой его воинственно топорщились жесткие короткие усы.