Недалеко от меня, неизвестная мне пожилая женщина делала, над другим пострадавшим неясные пассы рукою, бормоча при этом молитву. Всё бы ничего, но ясно видел в полутьме слабо освещённого помещения, как с её губ, слетали светящиеся сгустки материи.

А если присмотреться, то слова, которые она говорила, трансформировались из слабого звука в светящиеся символы и, опустившись на тело больного, медленно проникали в него. Удивительная жизнь, мать моя – женщина.

А кто, кстати, моя мама? Я же подросток, могу я спросить, кто моя мать или нет? И где мой, с позволения сказать отец? Чтобы никого не задеть, какого овоща, он не защитил меня? Или, как настоящий мужчина, он всё бросил и побежал спасать другую семью? А то и вовсе, сделал дело, посчитал себя молодцом, а ребёнка неудачным экспериментом, и свалил в дальние дали, только его и видали?

С этим делом, надо было срочно разобраться и, не обращая внимания на боль, которую я от груза свалившихся на меня проблем несколько подзабыл, я спросил у доброй женщины, которая нависала над моим лицом своей грудью.

– Кто вы? И где моя мать и отец?

– Ты что Эрнандо, ничего не помнишь? Несчастный малыш, эти пираты пытали тебя, я видела, как ты мучился, когда они смазывали твои пятки маслом, а потом поджигали их. Ты всё забыл от шока.

Действительно, тут немудрено всё забыть от такого… И как я ещё остался в живых. Да, по ходу этот Эрнандо в живых и не остался, а вместо него я прилетел. И не надо меня называть Эрнандо, зовите Карлсон, просто Карлсон, который живёт, а где это я живу всё-таки?

– Где я?

– Ты в городе Панама в церкви святой Анны. Нас загнали сюда пираты этого исчадия дьявола Генри Моргана, и теперь мы все ждём своей незавидной участи. Твоя мать, добрая женщина и верная супруга, уже два года, как потеряла твоего отца Хосе Мигеля Гарсия-Санчес. Он ушёл на своём корабле в море на острова Товаго и Тавагилья, и не вернулся, а вместе с ним уплыли и все ваши деньги, на которые он купил множество товаров.

– ???

– Он был купцом и моряком, твой отец, одним из самых известных в Панаме. Твоя мать Мария Анна Монтеро-Гомес, долго горевала о нём. Но ничего поделать не могла. Ты был единственным ребёнком в вашей семье.

Слушая её очень внимательно, я постепенно впадал в маразм, это куда же я попал, в семнадцатый век, получается? Интересные дела творятся, святые угодники. Боже, что я несу, какие святые угодники, я же, как и большинство молодёжи, практически атеист, не верю ни во что, а во что верю, того и сам не понимаю.

А здесь слова, так и льются из меня, да и верю я, что само по себе странно. Чувство причастности к окружающей обстановке в полной мере овладело мною. Про отца я узнал, то, что я один ребёнок в семье, тоже. Про пиратов, в принципе, и так было всё понятно. Но где мать?

– Мама!?

Тут почтенная донья залилась слезами, которые потекли мне на грудь, прикрытую рубашкой из довольно тонкого, хоть и простой выделки сукна.

– Мама? Твою мать убили эти английские собаки, они пытали её, пытаясь забрать ваши последние гроши, а потом взялись за тебя, когда она бедняжка увидала, что они с тобою сделали, её сердце и так подкошенное нечеловеческими муками, остановилось, и она умерла у меня на руках. На этом месте почтенная женщина, зарыдала, а я почувствовал себя неловко.

Самое странное, но в моей груди, поднялось жаркое пламя ненависти. Это, что же это получается? Выходцы из старой «доброй» Англии, о которой они так любят вспоминать к месту и не к месту, отметились тут только тем, что пытали женщин да детей, требуя выдать, где они спрятали своё имущество? А как же толерантность? А доброта к ближнему к своему? Демократия, честь, рыцарство, свобода, братство, и прочая лабуда, которая усиленно льётся сейчас в уши всем подряд.