Молния вещего зова
Душу пронзила мою.
1909 <16 марта. Москва>
«В глухом бору, на перекрестке…»
В глухом бору, на перекрестке,
Плывет, дымясь, вечерний мрак.
Объятья сосен злы и жестки.
Пасть черную раскрыл овраг.
Кого окликнуть? Кто поможет
Дорогу верную найти?
Мрак наплывает и тревожит.
Нависли ветви на пути.
Вдруг за вершинами, направо,
Вполглаза глянула луна,
С какою нежностью лукавой
Смеется и грозит она!
Меня из сумрачного круга
Тропой знакомой повела.
С тобою, вечная подруга,
Не страшна мне ночная мгла.
1910 <3 июля. Ройка>
Минуты злые
Усталость
Лежу одинокий на ворохе желтой соломы.
Во взоре потухшем и в мыслях бессильная вялость.
Весеннее небо! призывы твои мне знакомы,
Но странная тело мое проникает усталость.
В туманных мечтах безотрадно рисуются годы,
Бесцельной, наскучившей жизни насильное дело.
Не жду откровений от вечной надменной природы,
А истины вечной исканье, как бред, надоело.
Я всё растерял по дороге. Не помню, не знаю,
Уверовать в новую жизнь не могу и не смею.
Людей ненавижу, истоптанный путь презираю,
Минувшим обижен, грядущего ждать не умею.
Я вырос в неволе, покорным рабом под бичами!
При звоне оков я забыл о ликующих струнах.
И цепи распались. Бессильно, сухими глазами,
Измученный путник, взираю на путников юных.
И ухо не внемлет орлов пробудившихся клики,
И силою львиной не жаждут исполниться руки.
Усталость! Затишье! Бесстрастные бледные лики!
Душа безглагольна, душа онемела от скуки.
1905
«Ах! Опять наплывает тоска…»
Ах! Опять наплывает тоска,
Как в ненастье плывут облака.
Но томящая боль не резка,
Мне привычна она и легка.
Точит сердце тоска в тишине,
Будто змей шевелится во мне.
Вон касатка летит в вышине
К облакам, просиявшим в огне.
Я бессильно завидую ей,
Вольной страннице синих зыбей.
Точит сердце внимательный змей
Тихим ядом знакомых скорбей.
Свищут птицы, и пахнет сосна,
Глушь лесная покоя полна.
Но тоску не рассеет весна,
Только с жизнью погибнет она.
1907 <14 июня. Ройка>
«Темно-серым покрывалом…»
Темно-серым покрывалом
Ночь сентябрьская увила
Опустелые поля.
Грусть отравленным кинжалом
Сердце стихшее пронзила.
Сердцу грезится могила,
Сердцу грезится земля.
Ни единым огонечком
Не приветит даль родная.
Тихи дикие края.
Я припал к колючим кочкам.
Предрассветная, ночная,
Ты ли это, жизнь иная,
Осень ранняя моя.
1907 <27 сентября. Москва>
«Холодный мутный чад в усталой голове…»
Холодный мутный чад в усталой голове.
Сомненья горькие в рассудке ослабелом.
Во мне жила душа, теперь их две,
И обе властвуют над побежденным телом.
Когда белеет день над городом глухим,
По снежным улицам брожу я одиноко.
И мрачный, бледный дух, чуть видимый, как дым,
Вперяет в мысль мою недремлющее око.
И, очарованный, без воли и без сил,
С сознаньем сдавленным, противоречий полон,
Я медленно иду, и где бы ни бродил,
Всё взор его на мне, и как тяжел он!
А ночью, в черной тьме, растет немой призыв
Другого демона, и в сердце бьет тревога:
Мне страшен новых дней неведомый прилив,
Гнет неизбежности и призрак Бога.
Так дни суровые без цели, как во сне,
И ночи черные в страданье одиноком
Я тщетно провожу, и угрожают мне
Два духа – две души – неумолимым оком.
1908 <16 марта. Нижний Новгород>
«О, светлой юности начало…»
О, светлой юности начало,
Как жизнь тобою хороша!
Какою музыкой звучала
Моя бессмертная душа!
Но никому не знать, доныне
Как сердце свято я сберег,
В какой торжественной пустыне
Воздвигнул царственный чертог.
Я заклинал ночных чудовищ,
Я океаны взбушевал,
И груды девственных сокровищ
Ко мне сложил покорный вал.
Ступал я бодро в бор дремучий
С горящим светочем в руке,
Когда по небу плыли тучи
И гром сбирался вдалеке.
Виновен! Царство вдохновений