– Во время великой охоты, я снимаю с вас все запреты, поступайте, как посчитаете нужным, но только после боя.
– Хорошая новость! – буквально взревел от радости Ячта.– Моя Гекла хорошо засаливает человечину, – скалился он. Сидевшие рядом с ним Зечта и Вукла тоже одобрительно заурчали.
– Мы и наши семьи будут сыты надолго. С собой мы привезем много еды!
Бронг с отвращением поморщился и брезгливо отодвинулся от сидевших рядом с ним могильщиков:
– Как можно жрать такую мерзость! -выдавил он из себя.
– Человеческое мясо самое полезное и питательное, все недуги обходят тебя стороной, если ты регулярно употребляешь его, особенно, если это плоть молодая, – подхватил излюбленную тему для разговора улус рогланов Зечта, раскосые глаза которого просто горели.
– Сладкая, нежная, сочная, и в любом виде она прекрасна, сыром, жареном, вареном, копченом, – закатив глаза продолжал урчать могильщик. Бронг презрительно посмотрел на роглана и смачно сплюнул в сторону.
Приближался рассвет. Край неба загорался светом утренней зари. Уже догорели костры, разожженные в священной роще, потух и самый большой из них, у каменного изваяния бога Майру. Перед тем, как погаснуть, пламя, собрав последние силы, вздрогнуло, взметнулось вверх, и тут же обессилев, пало, погаснув, оставив после себя сиротливо тлеющие огоньки.
– Итак, братья мои, мы все решили, через три дня по полудню отряды иртов и вертов собираются в Явдавкасе, – вставая с земли, уставшим голосом отдал последнее распоряжение Таньяг.
– Правитель, я был бы очень признателен, если бы вы и другие великие из рода дарсов, отдохнули в моих покоях и разделили со мной скромную трапезу, – наконец, дождавшись своего часа, обратился ко всем пожилой князь иртов Гланли.
– Я думаю, от такого приглашения никто не откажется, – бойко ответил за всех Схед, и добавил со свойственной ему прямотой, – ночка выдалась долгой, не знаю, как вы, а я сожрал бы сейчас целиком сомалинского вепря. Мое брюхо просит его набить, и я с удовольствием выполню эту просьбу, а потом еще немного посплю. Его совету незамедлительно последовали и другие. В священной роще остались только жрецы бога Майру, задержался в ней и Таньяг. Нужно было найти какие – то слова утешения, чтобы объяснить мудрому старцу Харгрину, почему он поступил вопреки ему. Ведь сегодня ночью впервые за долгие лета власть Харгрина, дарованная ему, как считали дарсы, небом, и его авторитет пошатнулись. Просьбы лонвилля были оставлены без внимания, мало того, вожди со злобой отнеслись к тому, что он их всячески отговаривал.
– Ты же знаешь, – несколько виновато разводя руками, как бы оправдываясь, обратился Таньяг к верховному жрецу, – я не мог поступить иначе и пойти против всех. Наша судьба уже определена и не нами. Паутина жизни давно сплетена. Что должно произойти, не изменить.
– Ты поступил опрометчиво, вождь. Своей властью ты мог бы убедить Схеда, Хартифа и всех остальных, у кого место разума сегодня занял гнев, одуматься, но ты пошел у них на поводу, так как не смог стереть в своей памяти личную обиду, которую нанесли тебе давным-давно наши соседи. Твои раны на сердце никак не заросли, хотя прошло уже немало зим. Ты не смог простить и жаждешь мести. И ты пожалеешь о своем поступке, но будет уже поздно.
Сегодня ради себя ты положил на жертвенный алтарь весь наш народ. Вы пошли против воли богов, и они накажут всех вас, а теперь хватит слов, прошу тебя, оставь меня одного, – в глазах у лонвилля стояли слезы, он отошел в сторону.
Не думал Таньяг, великий вождь дарсов, не мог он и предположить, что с этого момента действительно начнут исполняться предсказания великой книги дарсов, и судьба целого народа, столетиями жившего на этой земле, и не знавшего больших бед, будет подвергнута жестоким испытаниям.