Когда девушка свыклась с мыслью, что мероприятие пройдет в формате коктейльной вечеринки, посреди комнаты поставили огромный стол. Пришло время трапезы. Вся еда — на кухне, каждый волен накладывать, что душе угодно. После чего гость садился за общий стол. Ни тостов, ни спиртного, ни разговоров. Трапеза.

Через некоторое время стол исчез так же внезапно, как появился. На его месте теперь стоял барный столик с огромным выбором спиртных напитков. Гостиную вновь заполнили разговоры.

Катин вечер тянулся по минутам. Все маленькие сцены, из которых состояло торжество, казались бесконечными. Когда ты не знаешь, что и в каком порядке происходит вокруг тебя, время теряет свою быстротечность.

Формальная часть сменилась более раскованной. Впрочем, может Кате так показалось — на сытый желудок и пару-тройку бутылок выпитого пива.

Привыкнув к обстановке, девушка попыталась разобраться в одном нюансе: она запуталась в молодых людях, которые представлялись кузенами друг друга. Их было слишком много. Наконец она поняла: на дне рождения, помимо мужа именинницы, присутствовал ее бывший муж со своей новой женой. У всех были дети: общие и от предыдущих браков. Молодые люди формально друг другу не были родственниками. Но все они были здесь — седьмая вода на киселе, как сказали бы в России, — и очень душевно, по-родственному, общались.

Катя смотрела на теплые отношения между бывшими партнерами, на их многочисленных детей и размышляла про институт семьи. Почему здесь считаются нормальными хорошие отношения между людьми, которые когда-то были вместе, со всеми причастными детьми? И почему в ее стране «нормально» — это смерть любых связей сразу после расставания? Эти люди больше не существовали друг для друга, не говоря уже о детях, которые в большинстве случаев самоликвидировались в неизвестное и прекрасное далеко, существующее где-то рядом с миром женщины.

Эти размышления нагоняли грусть. Единственный вывод, который сделала Катя: в ее родной стране люди слишком боятся. Боятся, что их любовь могут и хотят украсть все вокруг. Страх, что хрупкое счастье разрушится от любого дуновения ветерка, создает торнадо почти в каждой семье. А делиться тем, что у тебя хотят украсть, глупо.

За все время международной дружбы и Катя, и Эмма объясняли друг другу много простых и очень сложных вещей, делились точками зрения и смеялись над очевидными стереотипами.

Эта дружба расширяла границы привычного восприятия: «правильного и неправильного» становилось меньше, больше смысла имело «по-другому» и «иначе». Эти понятия влекли за собой открытость, неподдельное любопытство и осознание важности самых очевидных вещей.

Русский авантюризм был оборотной стороной любви к страданию, так считала Катя. Эта любовь, приправленная ленью и смирением, что ничего нельзя изменить, иногда напрочь отключала страх и врубала веру в силу «авось». Настолько мощную, что она начинала работать там, где ни один слаженный механизм, даже немецкого производства, не справился бы.

Месяц пролетел, Катя вернулась в Россию. Путешествие вышло насыщенным, интересным и зарядило энергией — теперь девушка была настроена покорять Москву. Первое, что бросилось в глаза по возвращении — грязь и мусор на улицах. Второе — женщины с ярким макияжем и огромными нелепыми серьгами. От их вида рябило в глазах. Не покидало ощущение, что в Европе мужчины больше похожи на мужчин, а женщины — на людей. Российские мужчины на контрасте выглядели неухоженными обезьянами, а женщины — разукрашенными куклами.

Узнав в Германии, что ей надо вернуться в свой город для переоформления документов, Катя купила билет, так и не успев обосноваться в Москве.