Этим вопросом он пробуждает во мне самые отвратительные наклонности.

– Тебе интересно узнать обо мне побольше? – почти кричу я. – Прекрасно. Мое имя не смертная, а Сара Берн. Мне двадцать один год. И неделю назад я оказалась в плену у одного невыносимого всадника. Об этом не хочешь поговорить?

Я так и рвусь в бой – хоть бы и кулачный – с Мором.

– Хм, – вот и все, что он отвечает.

Ни уничижительных замечаний, ни ехидных комментариев. Просто хм.

Убью придурка голыми руками.

– Чем ты занимаешься, чтобы скрасить жизнь? – спрашивает он.

Мне приходится оглянуться назад и убедиться, что я разговариваю с тем же человеком, который буквально несколько секунд назад изводил меня.

Сейчас вид у него вполне бесхитростный.

– Занималась, – огрызаюсь я, скорчив злую рожу. Сейчас-то я ничем не занимаюсь, разве что (с удовольствием) обременяю всадника, тормозя его продвижение. (Должно же хоть что-нибудь радовать.)

Отвернувшись и глядя вперед, я добавляю:

– Я была пожарным.

Его пальцы барабанят по моей талии.

– Тебе это нравилось?

Я повожу плечом.

– Просто работа. Меня она никак не характеризует.

Не то что некоторые мои товарищи по команде, те всю жизнь мечтали тушить пожары. Я перевожу дыхание и добавляю:

– Я всегда хотела поступить в университет и изучать английский.

Не знаю, с чего я вдруг с ним разоткровенничалась.

– Английский? – насмешливо переспрашивает Мор. – Но ты и так хорошо на нем говоришь. Немного странное желание.

– Я не о самом английском, не о разговорном языке, – уточняю я, сделав последний глоток горячего шоколада. Потом убираю термос в седельную сумку. – Английская литература, произведения, написанные на этом языке. Я хотела изучать Шекспира, лорда Байрона и (своего любимого) Эдгара По.

– По, – повторяет всадник. Не сомневаюсь, что он узнал слышанное недавно имя. – Почему же ты не изучала этих поэтов?

Сожаление – горький привкус в горле, и больше нет горячего шоколада, чтобы его заглушить.

– На землю пришли Четыре Всадника и испохабили весь мир.

Мы входим в город Сквамиш, опустевший и заброшенный, как я и надеялась.

Заглядываем на заправочную станцию, где насосы заржавели за долгие годы бездействия, зато склад магазина забит продуктами: ряды полок с консервами, орехами и сладостями.

Идем дальше. Недавно установленные газовые фонари все еще светят, хотя солнце уже несколько часов как встало. Фонарщик, видимо, эвакуировался, не успев их погасить.

Как и лавчонка на заправочной станции, другие магазины полны товаров, явный признак того, что владельцы бежали в спешке, не тратя времени на то, чтобы спрятать свое добро. В результате кое-где двери взломаны, там успели похозяйничать мародеры.

По коже бегут мурашки, несмотря на теплую одежду. Все это происходило недавно, может, только несколько часов назад, а вокруг ни одной живой души. Тревожно, когда идешь по опустевшему городу, в котором по праву должны были быть люди. Все здесь кажется… призрачным.

Что-то сейчас творится в Квебеке, Онтарио и остальных провинциях на востоке, после того, как по ним прошел Мор? Как выглядит сейчас Восточное побережье США?

Выйду я из этой переделки живой или нет, мир уже никогда не будет прежним.

Свернув с магистрали, Мор едет по городу, и я представления не имею, что он задумал. Для того чтобы устраиваться на ночлег в доме каких-то бедолаг, еще рановато. К тому же всадник впервые за все время отклонился от маршрута.

По-настоящему не по себе мне становится, когда мы подъезжаем к городской больнице.

– Что ты хочешь сделать? – спрашиваю я.

– Твоему немощному телу нужен комфорт.

Я смотрю на больницу с возрастающим ужасом.