Взволнованный, судорожно глотавший морозный воздух Владимир пошел на крепостную стену вместе со своим дядькой-пестуном Твердиславом. Через несколько минут княжич, Твердислав и все остальные собравшиеся на крепостных стенах люди со слезами на глазах, а некоторые женщины, несмотря на всю суровость времени, ревевшие навзрыд, наблюдали, как отдаляется князь с дружиной от крепостных стен. Они видели, как все ярче и ярче разгорается зарево зажженных половцами сел и деревень. Клубы едкого черного дыма застилали небесную гладь и, поднимаясь высоко в небо, смешивались с тяжелыми свинцовыми облаками.

Разъяренный князь и его воины гнали коней во весь опор, чтобы помочь беззащитным людям. Если было бы в их силах, они бы взмыли ввысь, чтобы потом камнем упасть и не оставить и следа от половцев-кровопийцев. Однако реальность оказалась слишком приземленная и суровая. Многократно превышающее по количеству воинов половецкое войско попросту окружило русских ратников. Бой был короткий и жестокий.

Изо всех сил рубились конные княжеские дружинники. Порою, оказавшись выбитым из седла, стоя по пояс в багровом месиве из снега и крови, русские воины вцеплялись в кишащих вокруг них половцев и вырывали их из седла, а пара удальцов-богатырей даже свалили приземистых половецких лошадей вместе с их всадниками и уже на земле бились с ними, не жалея стремительно покидавших их сил. Переяславская рать была практически полностью истреблена. Лишь с горсткой своих воинов измученный, выбившийся из сил, весь залитый кровью, с безумным от испытанного ужаса лицом, князь сумел вернуться в город. Половцы не преследовали их. Они достигли желаемой цели. Все способные оказать им хоть какое-то сопротивление были истреблены, и теперь никто не мог встать на пути их бесчеловечных убийств, грабежей и насилия.

Княжич, испытывая душевную дрожь, прижался к Твердиславу. Сердце его билось с такой силой, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Он смотрел на своего старого могущественного наставника и видел, как тот беззвучно плачет. Слезы катились по одрябшим щекам и застывали в седой бороде. Твердислав до онемения в руке сжимал рукоять своего меча. Сейчас он был бессилен. Первый раз в жизни он не находился в гуще событий, не рубил своим богатырским мечом вражеские головы, не сшибал своей пудовой булавой из седла всадников, встававших на пути этого витязя. Более сотни битв было у него позади, и всегда он с честью, достоинством, мужеством и отвагой стоял в каждой битве спина к спине, бок о бок со своими боевыми товарищами. В этот момент он с горечью понял, что минули дни его богатырской славы. Понял он и то, что на Русь напал жестокий и сильный враг. Враг, который может поработить и уничтожить всю Русь, если не сплотиться всей землей от мала до велика. Теперь в его руках была только одна возможность и надежда – воспитать достойного, храброго и мудрого князя, который сможет поднять на борьбу и объединить Русь, встать во главе могучей силы, таившейся в каждом землепашце и лесорубе, ремесленнике и княжеском дружиннике, боярине и князе. Твердислав смотрел на Владимира и думал о том, что в будущем ожидает этого князя, что ожидает великую Русь.

Половцы, как саранча, истребляющая все на своем пути, разбрелись по Переяславскому княжеству. Страшные бедствия принесли они в те дни Русской земле. Стон и душераздирающие крики витали над землей. Обезумевшие от горя местные жители выбегали из мгновенно вспыхивающих деревянных домов. Пока люди пытались спасти из огня свое имущество, та легкая домашняя одежда, в которой их застигла беда, в считаные минуты превращалась в жалкие лохмотья. Не замечая этого, ступая обгоревшими ногами по колено в снег, они пытались спасти свою семью. Везде, где появлялись дикие всадники с черными от повсеместной копоти лицами, во тьме сверкала их закругленная сабля, не успевавшая просохнуть от невинной крови. Вновь и вновь арканы с визгом накидывались на попадавшихся на их пути мирных жителей. Женщин и девушек подвергали насилию, а затем убивали или забирали в плен. Мужчин вязали и вереницами отправляли в степь для последующей продажи на невольничьих рынках. Стариков и детей либо бросали на землю и топтали копытами коней, либо рубили на месте. Вокруг на необозримые пространства полыхало кровавое зарево пожаров. Дома, дворовые постройки со всем имуществом, которое наживали долгие годы, превращались в пепел. Весь домашний скот, который заживо не сгорел в хлевах, угоняли в степь.