– Не пойдёшь?

– Не-а! Давай здесь!

– Раз не пойдёшь, то я с тобой разговаривать не буду! – гордо и зло сказала я.

– И не надо, – нерешительно ответил Генка.

Я повернулась и пошла к Верке, которая, посмеиваясь, вертелась около доски. Мы вышли из класса и начали болтаться по школе. Перемена была большая, и мы могли спокойно обсудить события. В конце перемены я увидела Генку.

– Катька! Ну что ты мне хотела сказать? – направился он ко мне.

– Ничего!

– Ну – что? А? – настаивал Генка (любопытство взяло верх!).

Я отвела его в уголок:

– Слушай! Ты! Чего ты меня опозорил? Нужен мне твой… – подыскиваю слово, – …гавняный Кулаков! Зачем ты ему эту глупую записку написал?

– А…а…а это мне Верка посоветовала!

Верка, крутившаяся около нас, сразу (как напроказившая) исчезла.

– …и…и…и потом. И…потом мне ведь Верка сама сказала, что ты Колю любишщь!

– Да какой ещё «Коля»! – возмущённо, с жаром сказала я. – Мне совсем другой пацан нравится. Из 7 класса, учится в 1235-й школе! – брехала я. – В общем, чтобы сейчас же пошёл и сказал Кулакову, что мне на него на-пле-вать!

– Ага, ладно, – согласился усмирённый.

Я дождалась звонка и вошла в класс. Пока мы приветствовали нашу англичанку Валентину Юрьевну (почтительно стояли, выйдя из-за парт), Генка мне шепнул:

– Катька! Я сказал!

– Молодец! – шёпотом похвалила я его.

(Потом стало известно, что записку накатала Верка-сволочь, а Генка был её сообщником).

Дни идут дальше. И вот следующий день (9 марта) на телестудии было дело. (А надо сказать, что я так страдаю! Чуть чего, Кулаков – с Веркой (или с кем-нибудь из девчонок) начинает там, ну, что-нибудь. Я так ревную!)

Верка договорилась с Гешей, чтобы он зашёл за ней на телестудию, а потом они зайдут за мной. А сейчас Мэри Михайловна на 19 мая ставит спектакль. И в нём будут участвовать Верка, Кулаков, Гена, Ладоша, Бердников, Володя (пацан один, не из нашей школы) и Рита Дедова. Вообще-то Мэри М. хотела взять меня вместо Риты, но не взяла, чтобы «6-б» не растаскивать. И Вера шла не телестудию для того, чтобы сценарий отдать и для спектакля договориться. И вот без двадцати два Верка и Геша зашли за мной, и мы пошли на телестудию. По дороге поболтали, маленько побесились. Приходим на телестудию. Походили по ней. Потом К.К. пришёл. Он начал сценарий читать. Генка – рядом. Вера – рядом. Я также. А Верка по пьесе должна играть девочку Анку. Ну, К.К. начал смеяться:

– Анка-пулемётчица! А где твой Петька?

Верка говорит:

– А ты что, Чапаев?

Они смеются. Потом Генка забрал у Веры шарф (она на себя его накинула). И вот К.К. и Генка бегают с этим шарфом, а Вера то за ними, то они за ней. Конечно, в это время у меня настроеньице было не ахти какое! Я помрачнела, побледнела, порозовела, поскучнела. Весь мир стал не мил в моих глазах. Села за пару, и чуть не реву. На части разрываюсь! Не знаю, но, наверное, никто ещё не страдал так сильно, как я, в то злочастное время. Какие только мрачные мысли не были в моей голове, моей бедной головушке. И, конечно, на Кулакова и Кокарейкина – разозлилась так!

Потом прибежала Верка, села около меня. Чуть погодя припёрлись Генка и К.К. Я усердно рассматривала свои сапоги. Мальчишки крутились около нас. Генка начал приставать ко мне с разными глупостями.

– Отстань от меня! Понятно? – отрезала я.

Кулаков тоже начал чего-то там болтать. Не помню уже. Вообще, К.К. был тогда какой-то чересчур весёлый. Ей-богу, он тогда немного клюкнул! Но мне было уже абсолютно всё равно. Верка поднялась и отошла в сторону. К.К. пошёл по рядам и всех девчонок подёргал за волосы, бесился. (А это всё происходило в павильоне на телестудии перед трактом). Меня тоже дёрнул.