– Кто тут? – спросила я, делая над собой огромное усилие, чтобы не завизжать как маленькая девчонка и пулей не вылететь из комнаты.

– Помош ми плёсе.

От страха темнота заиграла яркими красками, до рези в глазах. Во рту пересохло, а пальцы почти разжались, едва удерживая телефон.

– Что?

Тонкий вопль, срывающийся на визг, взорвал мои барабанные перепонки. Казалось, что бьют стёкла и сыпят мне их на голову. Время остановилось, отдавая свои права нескончаемому аду, который поселился в моём разуме.

– Хватит! – закричала я, но голос пропал в вакханалии звуков.

Появилось ощущение, что череп раскололся, и я умерла. Растворилась среди атомов пыли. Моего тела больше не было. Кровь не текла по венам, сердце не билось. И лишь манящая темнота впереди звала с такой надеждой на покой, что я, ни минуты не раздумывая, двинулась ей навстречу.

Я долго не могла открыть глаза. Вроде мозг проснулся, тело чувствует себя неплохо. Тогда почему глаза не открываются? Я зажмурилась, а потом быстро поморгала. Ничего. Чёрт! Наверное, просто темно.

– Эээррр, – прохрипела я.

Голос словно не принадлежал мне. Попробовала сесть. Спина затекла от долгого лежания в одной позе. Замёрзла. Под руками оказался камень. Я что, лежу на полу? Нет. Есть края, а за ними пустота.

– Почему в этом году он проснулся на две недели раньше? Такого ведь никогда не случалось, – услышала я родную речь где-то неподалёку. Переговаривались, несомненно, двое мужчин.

– Может, дело в климате? В этом сезоне намного теплее, чем всегда.

– Не говори глупостей! Баргест не подчиняется ни сезонам, ни людям, ни кому-либо ещё.

Что такое «баргест»? И почему он не хочет никому подчиняться?

В стороне, на стенах, появился блеск от огня. С перепугу я соскочила с плоского камня, на котором лежала, и спряталась за ним. Свет становился всё ярче, голоса – громче. Что же мне делать?

– Эй, а где девчонка? – взвизгнул противный мужской голос.

– Какого чёрта?! – вторил более грубый и жёсткий.

– Что мы скажем Аарону?

– Не ной. Она всё равно далеко отсюда не уйдёт. А Баргест найдёт её в любом месте, она ведь отмечена.

– Давай тогда поскорее тоже покинем это место. Не люблю я псов и их собратьев.

А дальше я уже ничего не смогла понять – мужчины перешли на английскую речь. И снова меня накрыли тишина и темнота. Единственным звуком в помещении было моё сердцебиение.

– Так, Алиска, нужно взять себя в руки и попробовать найти выход. Если бы только Фил сейчас был рядом. Фил! – шёпотом позвала я – скорее всего, чтобы просто успокоиться.

Хорошо. Нужно встать и поискать выход. Это оказалось не так-то просто, потому что комната была немаленьких размеров. Под ногами хрустели веточки, которыми засыпало пол. Жалко, что сотового со мной не оказалось, свет бы мне не помешал. Добравшись до края, я выглянула – если в темноте такое возможно – и заметила вдалеке неяркий свет от небольшого факела. То что надо! Быстро пробежав по мусору, я схватила спасительный огонь, крепко сжав факел в руках. Интересно, как я сейчас смотрюсь? Ладно, потом. Более уверенным шагом я вернулась в ту комнату, из которой только что вышла.

– Ах!

Никакие это не веточки на полу. Это были кости. Их тут, наверное, сотни или тысячи. Отступив немного назад, я споткнулась о гладкий серый череп.

– Мамкин ёжик!

И посредине всего этого возвышался жертвенный алтарь – тот самый, на котором я недавно очнулась. Как я поняла, что это алтарь, а не кухонный стол? Всё просто – по бокам на камне были высечены картинки, изображавшие жертвоприношение. Всё ясно. Вот девушка лежит, а над ней склонился огромный пёс. А вот монахи, молящиеся на сытого пса. Вот куда девалась полячка Реджина! И я останусь рядом. Захотелось сесть в углу и поплакать о своей несчастной судьбе, повыть оттого, что не успела пожить как следует. В комнате почему-то становилось теплее и уютнее.