Говоря с митрополитом, она узнала, что из ее смиренного, казалось, монастыря на нее потоком сыпались жалобы, одна длиннее другой. И почти все они касались ее семьи. В них сообщалось, что она без разрешения духовных властей поселила своих родственников в монастыре. Особенно возмущался Иосиф Слипый тем, что по соседству с кельями монахинь проживал ее брат отец Павел Теодорович, человек еще довольно нестарый. Недовольный этим митрополит погрозил ей пальцем и зло произнес:

– Ваш поступок, матушка, является мерзостью, кричащим безобразием и позорит церковь. Вы, Моника, лишитесь сана настоятельницы монастыря, если не удалите из него всех своих родственников. Через неделю, другую я пришлю для проверки моих указаний священника. И тогда берегитесь…

Рассказывая о встрече с митрополитом, матушка часто охала и ахала, хваталась за голову и причитала:

– Боже мой. Святая Мария, что же будут делать мои близкие, бедные детки, покинув монастырь.

К своим «детям» матушка относила 48‑летнего инженера Петришина, его 36‑летнюю жену Лиду и 49‑летнего брата – отца Павла Теодоровича. Монахиня перебирала лекарства и не отвечала на причитания матушки, а та, вытерев слезы, сказала:

– С его преосвященством был разговор и о тебе, Таисия. Я просила разрешения перевезти тебя во дворец Святого Юра, чтобы спрятать от русских и от бандеровцев. Ты знаешь, что ответил митрополит?

Матушка игуменья безнадежно махнула рукой и продолжила:

– Он так спокойненько мне заявил, что сам постоянно находится под всевидящим оком НКВД и спрятать Таисию во дворце Святого Юра практически невозможно. Он ходит по лезвию ножа и ждет ареста со дня на день.

Матушка Моника подошла к инокине, с жалостью погладила ее за плечи и сказала:

– Я тебе советую, Таисия, работать на «партию Бандеры». Они сумеют тебя спрятать от русских. Вообще лучше забудь, что была русской.

Таисия отвернулась от игуменьи и всей своей силой воли пыталась не расплакаться, пыталась сдержать нахлынувшие слезы.

Забыть, что я – русская! Забыть самое дорогое в душе и жизни каждого человека – народ и родину! – возмущенно думала она. Душа ее бурлила, но монахиня сдержала себя и встретила полным молчанием эту странно удивительную речь игуменьи, оскорбительную для нее как по сути, так и по содержанию. Решив промолчать, она подумала, что спорить с ней сейчас просто бесполезно, она вряд ли сможет понять ее мысли, а если и поймет, то переубедить ее будет невозможно.

А матушка протянула монахине Таисии письмо митрополита, затем образок и красивые перламутровые четки. Это были подарки по случаю ее монашеской профессии от его преосвященства. Письмо было любезным, митрополит сердечно поздравлял ее с принятием профессии, и только никакой защиты от него Таисия не получила, а ведь в помощи она так нуждалась. Она и дальше оставалась одна с опасностью и страхом перед бандитами.

У Таисии все больше и больше зрело убеждение, что только у русских, на ее исторической родине – ее спасение и безопасность, поэтому она решила прекратить всякие попытки поиска какой-либо помощи.

В конце февраля 1945 года совсем неожиданно, ночью, в сопровождении нескольких офицеров и роты солдат прибыл полковник Садовник. О его приезде сообщила ей испуганная сестра монахиня Аннезия. Разбуженная Таисия произнесла молитву и сразу подумала: «А ведь не на облаву он приехал. Какие-то другие дела привели его сегодня сюда. Какие?» Встревоженная своими мыслями, она не бросилась в «Студион», хотя прием гостей в монастыре входил в ее обязанности. Время свидания с ним решила отдалить, оттянуть, чтобы собраться и обдумать свое положение.