Если приор Роберт не побледнел при мысли о том, к каким выводам все это запросто может привести, то лишь потому, что лицо его и так было белее мела. Но надо отдать ему должное: он был человеком не робкого десятка и потому спросил напрямик:

– Ну коли уж ты так уверен, то скажи, что это за яд?

– Это растирание, которое я приготовил от ломоты в костях и суставах. Основной запас хранится у меня в кладовой, но я знаю и еще одно место, где можно было раздобыть это снадобье, – наш лазарет. Яд получают из корня растения, которое называют монашьим капюшоном, из-за формы цветка, а порой его кличут волчьей отравой. Растирание из этого корня отлично утоляет боль, но не приведи Господи его проглотить.

– Но если ты умеешь готовить снадобья из этого растения, – холодно и неприязненно произнес Роберт, – то это, безусловно, может и кто-то другой. Вовсе не обязательно, что яд попал сюда из нашей обители, разве не так?

– Иное маловероятно, – уверенно заявил Кадфаэль. – Уж то, что я сам готовил, я смогу определить по запаху. Это мой состав – здесь и порей, и горчица, не один монаший капюшон, – я сразу узнал. В этом у меня сомнения нет, так я и шерифу скажу.

– Хорошо, когда человек узнает дело своих рук, – с прежним холодком промолвил Роберт. – Если так, то можешь остаться здесь и сообщить лорду Прескоту или тем, кого он пришлет, все, что ты думаешь по этому поводу. Сперва я сам поговорю с ними, ибо ныне я в ответе за порядок и спокойствие в нашей обители, а потом скажу, чтобы они зашли сюда. Когда же они выяснят все, что им нужно, дай знать брату Эдмунду, чтобы он обрядил тело и поместил в часовне.

Мадам, – обратился он ко вдове совершенно иным тоном, – вы не должны думать, что это несчастье помешает вам пользоваться нашим гостеприимством. Мы скорбим вместе с вами и не станем усугублять вашу печаль. Если вам что-то потребуется, пошлите ко мне вашего слугу.

Брату Эдмунду, который с несчастным видом вертелся поблизости, приор сказал:

– Пойдем со мной. Я хочу посмотреть, где хранятся такие снадобья и насколько легко посторонний может до них добраться. Брат Кадфаэль останется здесь.

Приор вышел тем же размашистым шагом и столь же величаво, как и пришел, а Эдмунд так же суетливо засеменил за ним по пятам. Кадфаэль глядел Роберту вслед и размышлял: конечно, для приора, который только что приступил к исполнению столь высоких обязанностей, случившееся представляло серьезную неприятность, и он, понятное дело, постарается приписать эту смерть какой-нибудь естественной причине. Но даже и в этом случае аббатство окажется в непростом положении, достаточно вспомнить о неутвержденном соглашении. И само собой, Роберт готов из кожи вон вылезть, только чтобы на обитель не пала тень ужасного подозрения в убийстве, и уж коли нельзя будет не признать, что Бонел отравлен, то возникнет соблазн свалить это злодеяние на какого-нибудь бродягу, не имеющего никакого отношения к монастырю. Трудно винить приора в этом, но Кадфаэль не мог примириться и с тем, что изготовленное им снадобье, призванное облегчать страдания, было использовано для того, чтобы лишить человека жизни.

Вздохнув, монах обернулся к удрученным домочадцам, и взгляд его встретился со взглядом вдовы. В глазах ее не было слез; она смотрела на него, и многое читалось в ее лучистом взоре: казалось, она сбросила с плеч лет двадцать и освободилась от тяготившего ее нелегкого бремени. Кадфаэль подумал было, что сердце женщины, потрясенной горестной утратой, вовсе не разбито, но нет, за этим крылось нечто иное. Сейчас это была та самая Ричильдис, с которой он расстался в семнадцать лет. Слабый румянец проступил на ее щеках, едва заметная улыбка тронула губы. Она глядела на него так, словно их что-то связывало, и только присутствие посторонних удерживало ее от того, чтобы заговорить об этом.