Мона открыла глаза.

– Как ты это сделал? – выпалила она. Удивленная, потянулась к его руке, сжала ладонь и вопросительно посмотрела на него.

– Ну, я демон… Причинять и снимать боль – это вроде как часть нашей природы, понимаешь? Одна из немногих разрешенных и фактически божественных способностей.

– Это же здорово! – пискнула Мона.

– Но это спазмы, а значит, как только я уберу руку, боль вернется…

Уголки рта Моны тут же опустились вниз, ее взгляд переместился на его ладонь у нее на животе.

– Я… я… ее оставлю там… сколько понадобится… да? – пробормотал он, внезапно осознав свою судьбу. Вот только ее большие, широко распахнутые глаза, которые смотрели на него снизу вверх из-под приподнятых бровей, маленькая смешная выпяченная губа… за этот взгляд он был готов вытерпеть и гораздо больше.


Некоторое время спустя, после спора из-за удобных подушек и поз, который, само собой, выиграла Мона, Бальтазар сидел в постели, ведьма облокотилась на него, а руки он сложил у нее на животе. На экране телевизора мелькали начальные кадры «Акульего торнадо ковырнадцать», открывая вечер трешового кино нереально отвратным CGI-интро[4] в виде множества мини-акул. Они зеркально, вращаясь и наклоняясь, плавали по лаборатории, при этом подозрительно напоминали украденный GIF-файл. В комнате приятно пахло чаем и алкоголем, а на экране бегали по кругу кричащие лаборанты.

– А т-ты можешь просто остаться здесь?

Бальтазар в недоумении вскинул брови. Голова Моны повернулась к нему, и она вопросительно посмотрела на демона. Из-за всего этого хаоса она, наверное, даже не успела задуматься об их положении.

– Рабочий день уже закончился, так что я могу остаться на столько, на сколько захочу.

– А ты… ты хочешь?

В подтверждение Бальтазар одной рукой обнял Мону чуть крепче, послушно держа другую у нее на животе. Так ей пришлось положить голову ему на грудь, а он был рад, что она прижалась к нему.

– Просто я совсем не знаю, чем именно ты вообще занимаешься в аду, – тихо произнесла Мона. – И когда ты там работаешь, и как.

– Это почти ничем не отличается от твоих ночных дежурств.

– Ты следишь за демонами, да?

– Управление, планирование, координирование, иногда немножко пыток. – Он почувствовал, как она вздрогнула. У Бальтазара невольно вырвался смешок. – В мою юрисдикцию входят демоны, созданные грехами. Пытка – это не мучения, это больше… черт, для людей наверняка прозвучит странно, но мы относимся к этому довольно спокойно. – Вдруг Бальтазар почувствовал, как внутри возникает своего рода стыд. Вечно он отстаивал свою человечность, а затем опять доказывал ей обратное.

– Ты что, хочешь сказать, что они там все немного того? – Ее голос перешел на визг, и Мона выпрямилась, чтобы его видеть. Когда демон неожиданно звонко расхохотался, она покраснела как помидор, а он, пусть ему и было ужасно стыдно, еще долго не мог перестать смеяться.

– Н-нет! – в конце концов выдавил из себя Бальтазар.

– О, а что же тогда? – В ее тоне прозвучали нотки обиды, и Бальтазар изо всех сил постарался взять себя в руки.

– В принципе, ты не так уж и не права, – признал он.

– В смысле?

– У существ, которые практически не чувствуют боли и не могут умереть, относительно суровый подход к наказаниям, на ваш, людской, взгляд, понимаешь?

– Другая культура? – все еще недоверчиво предположила ведьма.

– Другие существа, Мона. И хотя такая вещь, как пытка для демонов, действительно есть, это очень редкое, а главное, нелегальное средство, совсем как у людей.

– Мхм.

– Тебя это не устраивает?

– Не знаю. Ну, это так прозвучало… когда ты, например, сказал, что просто взорвал того слизня…