– Господи! Так значит ты наш, наш? – вскрикнула Галина, подымая свои просиявшие глаза.

– Ваш, ваш, дитя мое, и сердцем и душой, – произнес тронутым голосом Мазепа, сжимая ее руку.

– Ой, «лелечкы»! Значит, ты можешь любить и жаловать нас. Ой, Боженьку мой, как же это любо, как весело…

– Могу, могу и буду, дитя мое! – прервал ее восхищенный Мазепа, – а ты же не будешь теперь бояться меня?

– Нет, теперь нет! – засмеялась Галина.

– Ну, расскажи-ка мне, как ты живешь здесь одна.

– Я не одна. Здесь живут еще дид мой Сыч, баба, Немота и Безух, – заговорила смелее Галина. – У меня есть еще подружка Орыся, только она не любит долго жить у нас: она говорит, что ей здесь «нудно», скучно, что здесь нет ни вечерниц, ни казаков.

Мазепа улыбнулся.

– А тебе здесь не скучно, голубка?

– О, нет! – воскликнула оживленно Галина. – Здесь так хорошо! Кругом степь широкая, широкая… Ты никогда не видел степи? Когда ты выздоровеешь, я покажу тебе все, и речку. Ты видел нашу речку? Нет? Она такая прозрачная, тихая. Когда смотреть на солнце, так видно все дно, как рыба играет на нем… У меня есть челнок, я буду катать тебя; там плавает по воде широкое «латаття» и цветет… Такие большие белые цветы, такие красивые, серебристые… Русалки плетут себе из них венки… А птицы! Ты любишь птиц? В степи их так много! И дрофы, и «хохотва», и перепелки, и жаворонки, и кобчики, – поднимутся в небо, так и стоят, трепещутся на одном месте. Я поведу тебя в степь. Там есть высокая могила; когда взойдешь на нее, так видно все далеко, далеко кругом. И так тихо, тихо, только ветер шумит… Я люблю слушать его: он «лащыться» и что-то шепчет. А цветы? Сколько там цветов есть! И мак, и золотоцвет, и кашка, и волошки, и березка… Ты любишь их? – обратилась она к Мазепе и вдруг потупилась, застыдившись своей смелости.

– Все, все люблю! – ответил он с увлечением, любуясь ее прелестным личиком. – Ну, а зимой, когда занесет ваш хутор снегом, тогда не скучно тебе?

– Нет, – ответила уже тихо Галина, не подымая глаз. – Зимой мы работаем, прядем, а дид мне рассказывает о моем батьке, о матери, о войнах, о «лыцарях»… А ты знаешь, как кричат дикие гуси? – оживилась она снова. – Нет? – Они так громко, громко кричат… Я люблю их… Знаешь, когда еще не настанет совсем весна, а так только теплом повеет с моря, все себе ждешь да думаешь, когда же настанет весна?.. И вдруг на рассвете услышишь, как гуси кричат, – вот тогда любо, вот весело станет! Это значит уже наверное весна идет, а после гусей летят журавли… они таким длинным, длинным ключом летят. Ты видел? Да? А за ними уточки, а там уже и деркачи, и кулики, и всякие другие птички. Налетит их много, много, шумят, хлопочут, кричат на речке у нас… Я бы хотела узнать, о чем это они все кричат, откуда они прилетели, что видели так далеко, далеко!..

– Милая дытынка моя, – улыбнулся и Мазепа, – а ты бы никогда не хотела уехать отсюда?

– Нет, – покачала головой Галина, – правда, мне бы хотелось знать, что там такое в тех городах, как там живут, кто там живет? Но… – произнесла она с легкой запинкой, – дид знает только про войну, а баба забыла все…

– А разве к вам никто не приезжает никогда?

– Иногда приезжают запорожцы, только очень редко… Да что ж… и они только про войну говорят.

– Бедная моя сиротка! – произнес ласково Мазепа. – Вот постой, я выздоровлю и расскажу тебе про все, про весь Божий свет, а ты расскажешь мне про себя, покажешь мне и речку, и степь, и все твое хозяйство. Галина молча кивнула головой.

– Я буду твоим братом, а ты моей маленькой дорогой сестричкой. Ты будешь любить меня, Галина?