Она держалась ровно неделю, потому что любая игра, заставляющая меняться само ее существо, была обречена. Этого человека нельзя было заставить притворяться. Да, она была напугана по жизни, слаба в кастовых разборках людей, придающих себе излишнюю значимость, зажата и повсеместно напряжена, но абсолютно не способна играть кого-то. Только быть собой.

После недели таких крысиных бегов и попыток завести беседу она плюнула на это, вслух произнеся, что, его интерес ничем не притянешь – так тому и быть. Дальше она будет жить без обмана, по своим строгим правилам: не будет искажать впечатление о себе. Собрав в кулак остатки смелости, она написала ему, придерживаясь изначальной легенды. Ответ, как и стоило ожидать, был самый рядовой, самый обычный: ему задали вопрос – он на него ответил. Никаких разговоров до утра. Никаких последствий. Только несколько неформальных слов.

Такие чувства, когда дыхание сбивается при виде «того самого человека», в желудке вылупляется стая пушистых бабочек и резко отказывает подколенная связка, в фильмах и книгах, конечно, называются самыми серьезными. Но она склонна была толковать такие сигналы организма, как прямое указание бежать.

Подумайте сами: когда она, не стремясь к этому, видела его в стенах университета, глаза автоматически настраивались только на него, как винтовка снайпера – на цель. Тело потихоньку теряло контроль. У слуха открывалось новое измерение.

Да вы и сами знаете, как это бывает. Просто вспомните первую школьную любовь. Если организм сбоит при виде человека, первое, что должно прийти в голову (но никогда не приходит) – уносить ноги, спасаться. По законам формальной логики просто нельзя быть с тем, кто заставляет тебя физически страдать. Но жизнь сталкивала их часто, бережно и настойчиво. А она спасалась, она бежала, сколько могла. И выдохнула с облегчением, когда целую неделю не встречалась с ним глазами, даже с напоминанием о нем.

Жизнь пошла своим чередом. На три месяца ее заняла учеба с вытекающими мероприятиями – библиотекой до закрытия, научными кружками, конференциями, засыпанием на столе перед книгами и другими опциями, предписанными к выполнению особенно старательным студентам.

Эта вереница событий дала ей отдышаться. Сердце стало биться ровно, настроение от легкого помешательства спустилось до сосредоточенного наблюдения преимущественно за университетскими делами. Она находила счастье в постоянной легкой усталости. Для нее это был показатель усердной работы, когда успеваешь в три раза больше запланированного. Быть стахановцем было привычно и приятно, появлялся повод себя похвалить. Жаль, что приходилось быть еще и хорошей девочкой.

На исходе ноября первого года студенческие активы и другие объединения объявили о выезде первокурсников: выходных в комплексе за городом со всем набором лагерных обычаев: веревочных курсов, тренингов на объединение, психологических игр, песен под гитару. Все бюджетники ехали обязательно, платники – как карты лягут. В числе первых были она и он.

Какая жалость.

Момент, когда она узнала об этом, можно даже нарисовать: она по-турецки сидит на кровати, глаза в стену напротив, на щеках впервые расцветает розацеа, мама не может докричаться вторую минуту. Седым становится один тонкий волос на затылке.

Запаниковала. Бывает. Пришлось собирать чемоданы.

Дорогой дневник, совсем нет времени писать. Надо уже выбегать, Оля ждет.

Что успею, расскажу.

Выезд первокурсников прошел отлично. Мне кажется, мы за эти два дня успели вообще все. И потанцевать, и по лесу побегать, и на заливе отдохнуть, и так наговориться друг с другом. Я вернулась с приливом сил. Теперь есть знакомые со всего факультета. Приятно идти среди дня и слышать приветствия с разных сторон.