Из русских сараевцев в Германию уехали считаные единицы. Большинство было уверено, что после высадки союзнических сил в Италии на очереди будет Югославия. Там было все готово: и вооруженная поддержка населения, и аэродромы, и пилоты, знакомые с местностью, не раз летавшие вывозить раненых и снабжать оружием партизан. Никто не думал, что Рузвельт вместо легко осуществимого десанта в Югославию пошлет на верную смерть тысячи своих солдат штурмовать неприступный Атлантический вал.
Кроме того, многие боялись ехать в Германию из-за бомбардировок союзниками поездов и железнодорожных станций. К тому же немцы в августе 1944 г. разрешили уезжавшим брать с собой только ручной багаж. Моя мать, покинувшая Сараево в это время, написала мне: «Почти все знакомые против моей поездки и говорят, что это безумие». В том же письме она писала, как русский летчик, служивший в хорватской авиации, поехал за женой и сыном в Сараево, как его поезд налетел на мину, как все его вещи пропали, а он, получив ранения, был отправлен в госпиталь. Кроме того, покинуть Сараево было не так просто. Моя мать должна была получить сперва разрешение из Берлина, а затем хорватский паспорт с немецкой визой из Загреба.
По свидетельству Эшрефа Смайовича, местного мусульманина, члена Сараевской дружины русских скаутов-разведчиков, в начале 1946 (или 1947) г. группа русских эмигрантов была арестована по требованию СССР и передана в Белграде представителям советской власти. Все арестованные были отправлены в СССР. По моим сведениям, в эту группу входили только члены НТС и старшие офицерские чины белой армии, в том числе председатель отделения НТС в Сараеве Доне (кажется, Александр), скончавшийся после отбытия срока в пересыльном лагере Потьма; член НТС Борис Иванович Мартино (скончавшийся в пути), бывший в 1930-х годах председателем Русской колонии и отделения РОВС генерал Запольский, военный юрист, правовед Николай Иванович Чарторыжский; председатель отделения Союза военных инвалидов Буяченко; специалист по борьбе с комарами Скворцов, арестованный как нужный специалист и работавший по специальности, будучи заключенным, в Средней Азии; полковник Александр Красильников, служивший, как мне говорили, в царское время в тайной полиции; директор британского рудника пирита и серебра Сергей Арефьев и другие.
Богослужения в русской церкви в Сараеве продолжались и после прихода коммунистов, но уже при меньшем количестве молящихся. В алтаре прислуживали братья Невструевы – Володя (р. 1931) и Жорж (р. 1933), а также Миша Жуков, а у свечного ящика стояла Оля Огнева.
Русская церковь была закрыта только после ареста настоятеля о. Алексея, вскоре после конфликта между Тито и Сталиным, а ее имущество было передано сербским церковным властям. Киот с иконами св. кн. Александра Невского и св. Николая был передан русской церкви в Белграде, где и находится поныне.
Был уничтожен и русский участок на военном кладбище. По одним сведениям, коммунисты решили расширить городскую больницу за счет военного кладбища, но В. C. Невструев писал в письме от 30 октября 2001 г., что на месте военного кладбища было построено два здания, в одном из которых разместился строительно-архитектурный факультет. Так или иначе, но русским было предложено перенести останки родных и знакомых далеко за черту города. Слышал, что там, в отдельной могиле, был похоронен директор кадетского корпуса генерал-лейтенант Б. В. Адамович, в другой, братской, могиле – кадеты, и в третьей, тоже братской, все прочие русские. Скромный памятник на далекой загородной поляне указывал на место погребения «русской семьи». После этого русских стали хоронить на новом кладбище «Баре», где хоронили всех сараевцев, невзирая на национальную или религиозную принадлежность.