– Ну вот! Совсем другое дело, – одобрил Раничев. – Значит, мы с тобою договорились?

– А что делать-то?

– Да пустяки на пару минут. Там узнаешь. Но, Игорь, о договоре нашем пока никому ни слова!

– Честное пионерское! – отдав салют, поклялся пацан.

В воскресенье, после вечерней политминутки, посвященной «фашиствующей клике Тито», Раничев догнал выходившего из столовой начальника.

– Есть к тебе одна просьба, Гена.

– Что, опять стекло разбили?

– Да нет, – Иван улыбнулся. – Помнишь, ты про рыбалку говорил?

– Помню, конечно. Вот после родительского дня сразу и рванем.

– Да понимаешь, ко мне тут друг из Москвы приезжает, на пару деньков, проездом. Вот бы на понедельник у тебя отпроситься?

– На один день? – Геннадий пожевал губами. – Что ж, препятствовать не буду. Но – только на день, хорошо?

– Конечно! Утром раненько выйдем – к вечеру обернемся. Рыбы подкоптим к пиву…

– Если поймаете, – начальник лагеря неожиданно рассмеялся. – Тут ведь места знать надо.

– Вот оно что… – расстроенным голосом протянул Раничев. – Об этом я, признаться, и не подумал… Слушай! – он вдруг оживился. – А, может, я из лагеря кого возьму? Тут один пацан мне все уши прожужжал с этой рыбалкой – знаю, мол, все места. Разрешишь его взять?

Геннадий недовольно нахмурил брови:

– Смотря про кого говоришь.

– Про Игоря Игнатьева, из второго отряда.

– А, – улыбнулся начальник. – Этого забирай, он вообще не наш, пронский. Но помни, все равно – несешь полную ответственность за его жизнь и здоровье.

– Само собой, – со всей серьезностью заверил Иван. – Да, Евдокия картон просила и краски.

– В пионерской возьмите.

– Да там нет уже, кончились.

– Опять кончились? Да что они их, едят, что ли? Ладно, пошли ко мне, дам. Так сказать – из личных запасов.

Они вышли засветло – до города было километров пятнадцать – вроде, кажется, и немного, да смотря как идти. Оба одеты, как следует, – кирзовые сапоги, плащевки, за плечами котомки защитного цвета. Неподалеку от моста спрятали удочки – к чему лишний груз? – да и пошли себе дальше. Поначалу шагали бодро, Раничев, подбадривая пацана, даже насвистывал какой-то мотив. Примерно на середине пути, у речки, сделали привал. Перекусили прихваченными бутербродами, пошли дальше. Теперь шагалось тяжело – солнце всетило все сильней, злее, так что когда впереди показался Угрюмов, путники уже исходили потом.

– Ну, можешь переодеться, – останавливаясь, глухо произнес Иван, с завистью глядя, как Игорь шустро сменил тяжелые сапоги и штаны на спортивные тапочки и синие сатиновые трусы, повязал поверх блузы галстук. В город вошли вместе, а затем ненадолго расстались. Начинался, вернее – уже давно начался – понедельник, начало рабочей недели. Впрочем, в музее понедельник считался выходным днем. Оставив Игоря в сквере на лавочке, Раничев достал из котомки заранее припасенную брезентовую куртку с надписью «Угрюмэнерго», старательно выполненную по его просьбе Евдоксей. Ничего себе получилась надпись – яркая, заметная издалека. Накинув куртку на плечи, Иван прихватил котомку и уверенною походкой зашагал к частным домам. Как раз к той улице, что примыкала к музею, где и постучался в первую же калитку:

– Эй, мамаша, живые в доме есть?

Возившаяся в огороде женщина бросила тяпку:

– Че надо?

– Из «Угрюмэнерго» я, электрик, – облокотившись на забор, громко отозвался Раничев. – Вот, собираемся на вашу улицу новую ветку бросить, старая-то небось вся гнилая?

– Ой, не то слово. Почитай каждый день свет гаснет. То ветер подует, то еще что… Может, в дом, да молочка?

– Спасибо, мамаша, некогда. Вижу, лестница у вас на дому висит – воспользуюсь ненадолго, а то провод провис, а аварийку вызывать ни к чему – работы тут минуты на две.