Нет‑нет‑нет, не хочу, не хочу, чтобы Билли бы вот так… или сгорел… или… или чтобы его утащил Особый Департамент, чтобы он очутился на том железном табурете в глухом цементном стакане, как она, Молли!

Братец продолжал себе играть, а Молли смотрела на него, смотрела неотрывно, и мысли, одна другой безумнее, проносились у неё в голове.

Бежать… снова бежать, забрать братца – и ходу отсюда, обратно, в леса, к госпоже Старшей. Билли надо выучить, иначе, иначе…

Или же бежать – всё равно ведь придётся! – но сюда, в норд‑йоркские трущобы. Другой Билли – который Мюррей – про них немало рассказывал, да и бедолага Сэмми тоже.

Но всё равно – тупик, глухая стена! Куда деваться от графа – он же пресловутый «девятый эрл» – Спенсера? Это тебе не лорд Вильям, даже когда он был не в виде головы на серебряном подносе у госпожи Старшей!.. Вцепится, так не отпустит!..

И у неё самой внутри – пустота, такая пустота…

Она не заметила, как правая рука её сама встала на локоть, как развернулась ладонь, открываясь небу, пусть и будучи отрезана от него перекрытиями и крышей; выпрямились пальцы, словно принимая прозрачный шар чистого хрусталя.

Защитить! Прикрыть! Спрятать!

…Шевельнулись громадные и мягкие крылья, сова‑совушка расправила их, сберегая гнездо.

…Всё шире и шире они, обнимают, обволакивают, скрывают. Им нипочём ни дождь, ни зной, ни ветер, и ничьи взгляды не пробьются сквозь них.

Никто не смеет тронуть мою семью!

Тепло! Тепло в пальцах!

Мир вокруг исчез. Молли, замерев, глядела, как на ладони медленно, грациозно разворачивает крылья маленькая Жар‑птица. Или, скорее, её птенец.

Вот дрогнули перья многоцветного пламени – оранжевые, алые, багряные, желтоватые. Вот повернулась точёная головка с высоким хохолком, внимательно глянул на Молли чёрный глазок.

Молли, однако, не испугалась. Руку начинало жечь, однако девочка совершенно спокойно дунула на готового взлететь птенца, словно направляя его.

И он – или она? – маленький Жар‑птиц или птица, всё поняв, расправил крылья, сорвался с пальцев Молли и исчез в камине. Лишь комната на миг осветилась – тёплым, уютным, ласковым светом, прогнавшим сырость и всё, что ещё таилось по углам после долгой‑долгой зимы.

Бегали, угасая, по линиям ладони тонкие огнистые змейки. Исчезали – но не умирали, а словно жучки, прячущиеся под слоями коры, скрывались в глубине Моллиной руки. Они были здесь, знала девочка. Они всегда придут на помощь.

Точно так же, как придёт и она.

Молли едва сдержалась, чтобы не вскочить. Внутри словно распрямлялась упругая пружина, слишком долго пребывавшая сжатой до предела; и Молли не знала, что, оказывается, в её силах было отпустить этот тормоз.

Сила возвращалась. И если бы сейчас на пороге явился весь Особый Департамент во главе с лордом Спенсером, она бы только порадовалась.

Она никогда не думала, что способна так радоваться.

Магия вернулась – вернулась, когда потребовалось защищать не себя, но других.

Но… но это означало и новую опасность. Что, если лорду Спенсеру придёт в голову проверять её той самой камерой? Или братца?

Молли тихонько огляделась. Нет, никто ничего не заметил. Вот отложила книгу Фанни – отправилась, судя по всему, за чаем для мамы. В папином кабинете стих перестук клавиш.

У Билли оловянные солдаты Королевства пошли в решительную атаку.

Всё хорошо.

Она зажмурилась. Завтра её ждал Пушечный клуб. И наверняка новые письма от лорда Спенсера.

Но это будет завтра.

А сегодня она будет тихо радоваться возвращению магии. Очень‑очень тихо и осторожно, чтобы не выдать себя.

…Братец Билли тихо сопел носом к стене. Молли не спала, сидела, подтянув колени и положив на них подбородок. Она ждала пустых, бестелесных взглядов – и дождалась. Они появлялись один за другим, пара за парой возникали в темноте, пялились алчно и жадно – на братца, в этом Молли теперь уже не сомневалась.