– Я не буду больше рассказывать сказки. Спи.

– Но почему?! – возмутился Иман и потребовал, – Я хочу сказку!

Тут в спальню вошла мама, и подсела к нему.

– Я расскажу тебе сказку, – сказала она. Иман удивился – мама никогда не рассказывала ему сказок – напротив, она была всегда против того, чтобы бабушка рассказывала их. Иногда и папа заглядывал к ним, и недовольно говорил:

– Чем вы забиваете ему голову? Неужели нельзя рассказать настоящую сказку ребенку!

На что бабушка отвечала:

– Я и рассказываю настоящие сказы. А то, о чем ты говоришь – просто небылицы.

Папа лишь качал головой и удалялся.

Мама начала рассказывать сказку о мальчике Ер-Тостике, который появился из бараньей грудинки, но рассказ ее Иману не понравился. Иман сказал:

– Ты не умеешь рассказывать сказки. И сказка твоя неинтересная. Как может ребенок сделаться из грудинки?

Чем очень обрадовал бабушку. Она благодарно погладила ему голову, а мама растерянно пробормотала:

– Ты уже большой, тебе не сказки слушать, серьезные книги нужно читать.

После чего, пожелав спокойной ночи, ушла к себе.

Бабушка зашептала, наклонившись к Иману:

– Да хранит тебя Аллах, он поселил в твоем сердце искорку веры, ты уже отличаешь истину ото лжи…

Но тут вошел папа и строгим голосом сказал:

– Еней (теща), вы что – не понимаете слов? Я уважаю вас, но если вы не прекратите, мне придется укладывать Имана в нашей спальне.

Бабушка ничего не сказала, лишь поджала губы, и, поправив одеяло на Имане, пожелала спокойной ночи, и легла на свою кровать. Папа постоял немного, потом выключил свет и ушел.

Назавтра Жамал-мугалима подняла Имана и спросила:

– Скажи, Иман, что ты знаешь об Аллахе? И, вообще, о религии…

Иман чувствовал, что в этом вопросе есть какой-то подвох, он понимал, что нужно бы повторить то, что рассказала учительница вчера, но он никак не мог, да и не хотел смириться с тем, что бабушка, которую он так любил, темна и невежественна. И, особенно с тем, что она – плохой человек, и что ее не нужно слушать. Может быть, поэтому он сказал, упрямо глядя в ожидающие глаза Жамал-мугалимы:

– Аллах создал все: землю и небо, людей и животных. И он знает обо всем, что мы делаем, потому что ангелы…

– Замолчи! – взвизгнула совершенно неузнаваемым голосом Жамал-мугалима, испугав, и Имана, и остальных учеников. Одновременно хлопнула по столу ладонями и, вскочив, заходила по классу.

– Твоя бабушка лжет! – продолжала она, прожигая Имана своими черными глазами. Казалось, что это не она, ее словно подменили, так она изменилась в лице.

Учительница ходила взад-вперед, как разъяренная тигрица, а притихший класс ждал, затаив дыхание, что последует дальше. Жамал-мугалима приблизилась к Иману, и внутри у него все сжалось. Она остановилась против него, и произнесла, делая ударение на каждом слове:

– Запомни – твоя бабушка ничего не знает! Она неграмотная, темная женщина, пережиток прошлого! И не тебе – советскому ученику, пионеру, повторять всю ту чушь, что несет она!

И она сказала, пристукивая костяшками пальцев по парте:

– Ты понял меня, Иман? Понял?!

Иман нервно сглотнул и кивнул. Он, конечно, не мог согласиться со словами о бабушке, но он был напуган, и ему ничего не оставалось, как кивнуть согласно. Но Жамал-мугалима не удовольствовалась этим. Она потребовала:

– Нет, Иман! Скажи, ты понял меня?

Иману пришлось подтвердить. Он сказал еле слышно:

– Да, мугалима. Я понял.

Но этого учительнице было мало. Она сказала:

– Скажи: «Моя бабушка – темная и неграмотная. Я не буду слушать ее, и не буду повторять того, что она говорит».

Иман потупился. Он боялся учительницы, которая так грозно нависала сейчас над ним. Но он никак не хотел подтвердить ее несправедливых слов о бабушке. Жамал-мугалима подождала, а потом вновь повторила свое требование: