– Я хочу сказать, что вы ищете неправильно.

– Не там? – я оглянулся.

– Бордель не самое миролюбивое место, но и оно способно растолкать чаши весов. Скорее, вы ищете не то. Радость – это не счастье, экстаз – это не счастье, ровно, как и удовольствия, всё равно что называть оргазм любовью.

– А что тогда? Вы знаете? Может вы хотя бы скажите, в чем ваше счастье?

– Если узнаю обязательно скажу. Хотя мои удовольствия вам вряд ли подойдут.

– Читать стихи в борделе довольно весело, надо сказать.

– Здесь я уничтожаю себя, и скорее столкнусь с последним судом, нежели с счастьем. Но, мне кажется, вы найдёте то, что ищете.

– Почему вам так кажется? Я похож на счастливчика?

– Счастливцы лишены счастья на генном уровне, их участи можно только посочувствовать. Вы обязательно найдёте желаемое, просто потому что ищете.

– Вашими устами да мне бы прошлому в уши. Если бы я мог писать, я бы, вероятно, был тем, кем сейчас уже и не мечтал бы стать. Может тогда и мог бы называться счастливцем, в самом полном его значении.

– Так пишите, что вам мешает? Руки заняты? – язвительность лилась не только в голосе, но и во взгляде незнакомца, хотя я почему-то возмутился, но не его словами, скорее самой ситуацией.

– Легко сказать: “пишите”.

– Что ж, легче не писать, в этом я с вами согласен. Невыносимее всего – разрешить себе делать нечто неудачное, неидеальное. Да только мы всё никак в толк не возьмём, что нет идеала. Не ходит по земле нечто, зовущееся совершенством, эдакий венец творения. Хотя, будь я дьяволом, пожалуй, это первое, что я придумал бы и внедрил в крошечные умы. А потом смотрел бы, как они бегают и страдают от своего эталона. – он устремил внимание вверх и слегка кивнул – Признаю – это и правда смешно.

– Стремится же к чему-то надо.

– Стремитесь к себе – это увлекательней всего.

Мой временный приятель поведал мне о месте, в котором когда-то имел удовольствия погостить:

– То место – огромная кладезь знаний для разных направлений мысли. Поместье древнего некогда знатного рода, – берущего своё начало ещё во времена, о которых думаешь, что их не могло быть и вовсе – собрало в себе несколько этажей библиотек и предметов искусства старше самого Бога. Там, конечно, можно утонуть, собственно, как и здесь, но если и есть ответы на вопросы вечности, то только там.

– Почему же вы не там?

– У меня не осталось вопросов.

Саморазрушение чертовски приятно, до поры до времени, но не приносит в жизнь ничего кроме краткосрочного удовольствия, которое теряется в прорве грязи и пустой глупости так быстро, что забываешь привкус удовлетворения и уже путаешь его оттенки с отвращением.

Я решил проститься с мелкими удовольствиями и сосредоточится на познании. Думал, если каждый день буду наполнять чем-то осмысленным, познаю, если не счастье, то хотя бы жизнь во всей её красе. Знания всегда притягивали меня, я купался в эйфории, когда узнавал о мире что-то, что казалось нереальным и чудным, я стягивал слой за слоем отвердевшую пыль с моего скудного сознания и представлял, сколько ещё узнаю, если буду двигаться, не сбавляя темп. И я хотел поделится этим чувством, показать, как прекрасен мир за стенами глупости, потому начал записывать.

Именно литература давала возможность понять и пережить весь спектр человеческих чувств, но она и пресыщала саму жизнь.

Как ни странно, книг в борделе оказалось куда больше, чем в моем родном доме. Я нашёл имена тех, о ком слышал, и тех, кто появился на литературном поприще совсем недавно.

Я получал экстаз каждый раз, стоило мне найти нечто тонкое и умное. Прочитав роман о молодом юноше, погрязшем в грехах, я ещё несколько дней не мог отойти от впечатлений.