– Не пойдет, – сказал Крыс. – Уверяю, тут есть вещи, которые ты не захочешь видеть. А есть такие, которых видеть и не должна. Если пойдешь с фонарем, оставишь свои глаза внизу. – Он отмерил и подпустил в голос скорбные нотки угрозы и черного юмора: подобные байки травили не раз. Старейшины трепетно относятся к скрытности.

– Я хожу вниз не впервой. А если кто захочет взять мои глаза, я им затолкаю в жопу ихние, если они у них есть. – Тем не менее фонарь она убрала.

Они спускались во тьму. Он вел обходным маршрутом, потому как внизу нет прямых путей, есть только выбор, каким лабиринтом кружить. Она спотыкалась о неровный пол и раскиданные кости. Все время старалась держаться рукой за стену, поэтому он завел ее под один из городских очистных отстойников, где стены источали черную дрянь. После этого рук она не тянула, и нитью, связывающей ее с поверхностью, остались только редкие команды Крыса. У ее ног проползали выбракованные алхимиками отходы – полуживые комки гноя с отростками слепых глаз и мохнатых усиков. Они шли как по заброшенным районам города, так и по до сих пор населенным. Одна дверь перед ними открывалась в трактирный подвал, и он шепнул «ни звука», когда они крались под обеденным залом, полным портовых грузчиков. Когда надо, она могла двигаться на удивление тихо, но в прочем – шумела в туннелях, как подземный хряк. С каждым новым препятствием он мог определить по ругательству – наткнулась ли она на него или обтерлась боком.

Вниз, сквозь недра, по туннелям поездов и отводам канализации, опоясавшим Гвердон, как ствол годичные кольца.

Вниз, по старым упырьим норам – верхним, покинутым. По мере того как город наверху пускал корни, те, кто внизу, держась на отдалении, зарывались глубже и глубже, а тварей, что обитали еще ниже, загоняли в землю. Во тьме велись войны, о которых надземники никогда не слыхали.

Вниз, через храмы старых и позабытых божеств, мимо пустых цоколей, где тьма густилась такая глубокая, что даже Крысу становилось не по себе.

Они набрели на одну из трупных шахт, и Крыс объявил привал.

– Здесь можно немного посветить, – сказал он и с предвкушением ухмыльнулся.

Алхимический фонарь вспыхнул ярче солнца. Крыс ждал воплей, но был разочарован. Выражение лица Алины под слоем пыли и паутины не изменилось; она не вздрогнула, не отпрянула от представшего вида. Подняла фонарь и дала его лучам обшарить круглую шахту ввысь. Силы света не хватало достать даже до полпути наверх, однако было ясно – далеко над головой один из городских мавзолеев. Дюжины трупов болтались на веревках или свисали с мясницких крючьев. Залитые химикалии отгоняли мух и отчасти скрадывали запах. На полу – сплошь ковер обглоданных голяшек.

– Решил выбрать нам место перекусить, – ухмылялся Крыс.

Алина притушила светильник и в небольшом пузыре света проковыляла до каменной плиты.

– Айе, чем накормить и развеселить девушку, ты знаешь. Хорошо, что у меня все с собой.

Повеяло запахом ее еды. Как мел и песок, худосочной и пресной. Он должен был есть вместе с ней, выклянчить пару объедков наземной пищи, а не откусывать от окружавших жутких щедрот. Но он не настолько силен.

Крыс нырнул во тьму и нашел для себя сочную ляжку. Сейчас на него напал упырий голод, первобытный, темный и гиблый, как те бесконечные тоннели его кишок, которые способны набить лишь трупы. Конечно, бывали времена, когда попадалась худая пожива, когда вниз отправляли одних сушеных, серокожих стариков и старух, и вместо мяса на их костях был пепел – и горестные воспоминания. Бывали и дни изобилия – времена чумы или войны, когда телами забивались все шахты, и упыри разбухали, как жирные личинки, с трудом проходя в туннели из-за раздутых животов. Сейчас всего в меру, но Крыс знал – старейшины неспокойны. Теперь в Гвердоне есть и другие церкви, алтари чужестранных богов, а они не роют трупных шахт, как Хранители.