— Хорошо, что в толпе нашелся мужчина в смокинге, - говорю шепотом, потому что Игорь останавливается, и мы просто прижимаемся друг к другу, даже не касаясь руками.
Я боюсь поднимать голову, так и смотрю на ворот его голубой рубашки, почему-то из последних сил цепляясь взглядом за две расстегнутые пуговицы.
Игорь находит мои ладони: как-то сразу, не глядя, просто берет их в свои руки и скрещивает наши пальцы. У него теплые руки, аккуратное, но крепкое прикосновение. Нам не нужно больше сейчас, потому что это интимнее, чем поцелуй, чем секс, чем десять лет под одной крышей.
Это наше и только для нас. То, что останется тут, на набережной. Воспоминание, с которым мы будем встречаться даже через миллион лет, даже если больше никогда не увидим друг друга.
Поэтому я сбегаю от него. Просто вижу одинокое такси на почти пустой дороге и, отстранившись, молча ухожу. Кажется, что бегу, вылетаю перед машиной, наплевав на злой окрик водителя, который слышится даже через стекло.
И уже в машине пишу Артему: «Я твоя на все выходные».
Потому что устала быть одна.
13. Глава двенадцатая: Холостяк
Глава двенадцатая: Холостяк
Света, ожидаемо, закатывает скандал.
На этот раз она орет так, что даже у моего безграничного терпения очень противно скрипят тормоза, пока я из последних сил пытаюсь не реагировать на шквал обвинений. Ее послушать – так я самый хуевый мужик на земле: мне всегда мало одной женщины, я не ценю то, что для меня делают, я не готов меняться ради общего блага, я не умею быть в отношениях и не делаю ничего, чтобы «нас сохранить».
И в принципе, отчасти, она права. Вот только сколько бы я не пытался найти причину «сохранить нас», ее просто нет. Эта женщина меня откровенно достала, утомила бесконечными фейерверками эмоций, которые, как она считает, нужны всем мужчинам, чтобы, сука, были эмоции, накал и прочая хуета, которую Светка вычитывает в идиотских женских пособиях. И мои попытки объяснить, что мне достаточно «эмоций» на работе, всегда разбиваются о несокрушимое: «Я лучше знаю, что нам нужно».
Занавес.
Утром я все же даю ей проораться, теша себя тем, что это – ее лебединая песня. Пусть оторвется, чего уж. Пусть наговорит такого, чтобы завтра – или даже вечером – когда начнет звонить, писать и извиняться, у меня был длинный список ее претензий. Если бы наша история была в средних веках, я бы сказал, что она наговаривает на самый яркий костер.
В конечном итоге она так заходится, что приходится хорошенько ее встряхнуть. Светка замирает, вращает глазами, словно потерявший ориентир компас, безуспешно пытаясь на мне сфокусироваться.
— Все, хватит. – Я перетягиваю ее внимание. Нарываюсь, конечно, но только так могу быть уверен, что она точно меня услышала. – Уже давно нет никаких «нас», Свет. Хватит.
Она пытается залепить мне по роже и почти угадывает с траекторией удара, но я успеваю перехватить ее руку. С такими когтями если даст мне по физиономии, то придется сочинять байку о том, как я посреди Северной столицы столкнутся с медведицей – не меньше.
— Ты просто меня использовал! – орет Света, пока я волоку ее в машину и почти силой заталкиваю на заднее сиденье. – Ты всех используешь! Всегда. Идешь по головам!
Да, именно так я и живу, и именно поэтому у меня есть то, что есть. Только почему-то все бабы хором забывают, что к машине, квартире, дорогим подаркам и развлечениям прилагается еще и вот такой характер, без всяких соплей, понимания и прощения. Я почему-то надеялся, что хотя бы Светка станет исключением: все же – в этом ее нельзя упрекнуть – она пробивная и целеустремленная и во многом так же любит использовать людей, как и я. Она и меня умудрилась использовать, хоть я честно даже не могу толком вспомнить хотя бы один яркий проблеск симпатии.