Молчи обо мне Айя Субботина

1. Пролог

Пролог

В кафе, куда меня занесло непонятно каким ветром с другого конца города, пахнет имбирным медом и засахаренными апельсинами. Я минут десять тупо смотрю в меню, пытаясь отвлечься от запаха, который, словно поводырь, утаскивает в прошлое.

«Я «закодирована», - смеется Женя, - нужно сменить духи, потому что мои несчастья не прекратятся…»

Ее духи. Армани Код.

Никогда не стремился запоминать названия женских парфюмов – бессмысленная информация, хлам, мусор, от которого я избавлюсь без сожаления. Точно так же, как забываю имена бывших женщин, цвет их глаз, тембр голоса, вкус поцелуев. Это все – бесполезный хлам, а я не из тех, кто жалеет и укладывает коробки на чердак.

Но ее почему-то помню. Так сильно, именно сейчас, когда случайно поднимаю взгляд над планшеткой меню и натыкаюсь на женщину за столиком впереди. Она сидит спиной, немного в пол оборота: маленькая и худенькая, но плечи развернуты уверенно, и жест, которым поправляет платиновые волосы чуть ниже линии подбородка, плавный, одновременно женственный и выверенный. Как будто привыкла не суетиться и задавать тон.

Взгляд цепляется за узкое запястье. Я даже не сразу понимаю, почему, просто отмечаю белую манжету с запонкой по-модному ровно на два пальца выступающую из рукава стильного черного пиджака.

«Когда я стану редактором журнала, - Женя смущенно прикрывает рот рукой, - буду носить строгие черные костюмы, рубашки с запонками и галстук. Как Коко Шанель…»

Она никогда не умела иронизировать над собой. Пыталась подражать мне, и иногда это ужасно раздражало, а иногда смешило.

Женщина передо мной наверняка давно разучилась краснеть – она даже официанта подзывает каким-то почти королевским жестом: расслабленно, без суетливости.

Почему этот жест кажется… знакомым?

Чертовы воспоминания, все дело в них.

Не знаю почему они нахлынули именно сейчас: уверен, что впервые здесь - и мы точно не могли приходить сюда вдвоем.

— Евгения Александровна, - официантка берет у женщины белую с черными полосами термокружку, - без сахара, как обычно?

— Да, Маша, спасибо большое.

Евгения Александровна? Бывают такие совпадения?

Голос… Знакомый и чужой одновременно. Мягкий, приглушенный. Женя всегда говорила «с улыбкой». Как будто смеялась миру словами. И меня это частенько раздражало. А потом, когда наше «Давай разберемся в себе на расстоянии» превратилось в недели и месяцы, я понял, что мой мир стал глухим без ее «улыбок словами». Понял, достал телефон, долго смотрел на цифры номера, думал, что скажу после месяцев молчания, как начну разговор. Но почему-то в итоге просто удалил ее номер, сложил воспоминания в коробку и оставил на обочине своей жизни. Без сожаления.

И зачем-то вспомнил теперь.

— Вы готовы сделать заказ?

Голос официантки отвлекает меня от разглядывания узкой спины. Даже появляется мысль спросить, кто эта женщина: если ее знают по имени отчеству, наверняка часто здесь бывает. Но к черту, все равно. Это не может быть Женя. Абсолютно исключено.

— Только эспрессо.

— У нас сегодня фирменной чизкейк с маскарпоне и…

— Спасибо, больше ничего.

Девушка извиняется и быстро уходит. А мой взгляд снова прилипает к Мисс Черный Пиджак. Даже подаюсь вперед, когда у нее звонит телефон - и она тянется к сумке. Кажется, еще чуть-чуть – и незнакомка повернет голову чуть сильнее, и я спокойно выпью свой кофе. Еще немного, одно движение. Чувствую себя пацаном, который от нетерпения рвет оберточную бумагу на новогоднем подарке. В последний момент волосы падают ей на лицо.

Да ну на хрен.

Хватаю губами обжигающий кофе, мысленно матерюсь и роняю взгляд в телефон. Даже успеваю отвлечься, но в это время официантка возвращается к Мисс Черный Пиджак. Евгения – почему-то даже мысленно неуютно называть ее этим именем – благодарит, поднимается. Берет с соседнего стула белую норковую шубку, небрежно накидывает на плечи. Ей снова звонят, и на этот раз она прижимает телефон плечом. Говорит сначала спокойно, а потом переходит на резкие отрывистые фразы. Видимо, плохие новости. Почему мне не по фигу?

Хочу снова вернуться к переписке, но на этот раз Черный Пиджак все-таки отводит волосы в сторону, и первое, что замечаю – маленькую ямочку на подбородке. Кто-то скажет: подумаешь, у многих. А у меня в жизни была всего одна девушка с такой ямочкой, и ее тоже звали Евгения. Она жутко ее стеснялась, будто физического дефекта, и даже фотографировалась всегда, чуть склонив голову или отведя подбородок так, чтобы тень прятала «недостаток». Поэтому на фотографиях получалась смешной и глупой. Поэтому у меня почти не осталось ее фотографий.

Она перехватывает сумку, позволяет ручкам удобно сползти на сгиб предплечья, берет свою термокружку и, торопливо цокая каблуками, идут к выходу.

А я бросаю на стол пару купюр и тупо иду за ней.

Потому что это – Она. Хоть я готов побиться об заклад с рассудком, что вижу какую-то галлюцинацию, кадр из фильма, в котором Гадкий утенок превратился в Прекрасного лебедя. Нет, она никогда не была некрасивой – я просто не обратил бы внимания на Серую мышь. Она просто была другой: женщиной, которая никогда уверенно не стучала каблуками, женщиной, которая с восхищением смотрела на Черные Пиджаки, но не умела их носить.

Догоняю ее на улице. Сокращаю расстояние между нами и совсем уж по-мальчишески сжимаю пальцы на ее запястье. Жду как минимум злой окрик, но она просто останавливается и, не поворачивая головы, произносит:

— Я надеялась, мне показалось.

— Привет, Женя.

Она поворачивается, но смотрит не на меня, а на мои пальцы поверх ее руки. Смотрит пристально, без единой эмоции.

— Убери руку, пожалуйста, - говорит сухо и четко, официально-обезличенным тоном.

— Ты спешишь? Я могу подвезти. – Как-то странно продолжаю разговор. Она имеет право злиться и говорить со мной именно таким тоном.

— Я спешу. И я за рулем.

Оглядываюсь в поисках ее машины, но почему-то сразу выбираю ту, которая абсолютно не женская, но на двести процентов – ее.

— Ты вроде всегда хотела «Кайен», а «Гелик» считала мужской машиной.

— «Кайен» на плановом техосмотре. Рада, что ты помнишь обо мне так много.

— А ты научилась иронизировать. – Я бы и рад улыбнуться, но не получается. – Глупо спрашивать, как у тебя дела.

— Да, глупо. Извини, я правда очень спешу. Уверена, ты тоже. – Вот она – долгожданная улыбка. Но пустая, официальная, приправленная толикой горечи. – Ты же всегда чем-то очень допоздна занят.

— Можем выпить кофе, сделаю ради тебя исключение. – Что же я так туплю?

— Зачем такие жертвы. – Она демонстративно бросает взгляд на часы. Сука, это «Ролекс». Знаю это, потому что часы – мужские, и на ее узком запястье смотрятся… Да, блядь, охуенно они в общем смотрятся. – Прощай.

Не «пока» и не «до свидания». Намеренная жирная точка.

Как когда-то сказал я. Уверен, Женя прекрасно помнит все, до интонации. У нее всегда была странная привычка подмечать каждую мелочь.

Я даю ей уехать: стою и смотрю вслед большой черной машине, как будто это Бэтмобиль.

А потом вспоминаю, что в наше время невозможно жить без следов. Достаточно просто найти человека в инстаграмме или в социальной сети – и вот он, весь как на ладони. У Черного Пиджака должна быть своя «скорбная повесть», и отыскать ее по хлебным крошкам – минутное дело.

Гадкий утенок оставила после себя целую кучу скорлупок, но, когда я отматываю ее жизнь на пару десятков фото с каких-то мероприятий, где она пожимает руки известным политикам и позирует для фотографов в компании актеров, моя рука тянется за сигаретой.

Моя чертова дрожащая рука.

Это хреновое кино, товарищи режиссеры, просто сраное долбаное кино.

В этом фильме у меня роль подонка и урода, и чтобы понять это - достаточно посмотреть на фотографии с годовалым пацаном и отсчитать время назад.

2. Глава первая: Одиночка

Глава первая: Одиночка

Два года назад

У цвета моего платья странное название – марсала.

Я кручусь перед ростовым зеркалом, разглядываю себя со всех сторон и беззвучно повторяю: «Марсала, марсала…» На вкус как восточные сладости, только почему-то со привкусом крепкого сливового вина.

Слишком глубокий вырез на спине, слишком узко… везде. Я скорее раздета, чем одета, и постоянно одергиваю то, что Тася, моя сестра, пытается вернуть на место.

— Жень, прекрати, - прикрикивает она, стоя сзади и шлепая меня по рукам, когда я в очередной раз пытаюсь «случайно» опустить нижний край платья хотя бы на сантиметр. – Просто поверь – тебе это очень идет. У тебя такие сиськи, что за них любая баба удавится, и жопу наприседала так, что нечего дергаться, словно у тебя фигура баварской колбаски.

Тася стоит у меня за спиной: на голову выше меня, с ярким макияжем и феерической рыжей копной волос. Между нами год разницы, но в свои тридцать я кажусь немного болезненной бледной студенткой, а она в тридцать один – роковой красоткой с обложки журнала. Завидую ей так сильно, что это почти больно.

— Тебе пора искать мужика, - с серьезным видом изрекает сестра. – Хоть на раз. Натрахать ребенка – и пусть валит на хер. Сама воспитаешь – ты у меня умница, красавица, со своим жильем. Для жизни найдешь себе топ-менеджера Газпрома. Минимум!

Она ловко подтягивает платье вверх, и я закатываю глаза.

Мне тридцать, у меня две перенесенных операции «по-женски», большая проблема с гормонами и никаких перспектив на устроенную личную жизнь в ближайшем будущем.