В то время мы уже жили в особняке, который мужу Сюмбюль, полковнику Хильми Рахми, подарили за заслуги на войне. А в старый дом на улице Бюльбюль в верхней части мусульманского района в гордом одиночестве вселился сердитый Мустафа-эфенди, отец Хильми Рахми.
– У Авинаша-то до этого по части женщин опыта особого не было, но он оказался учеником способным и тотчас наловчился, подогреваемый Эдит, Откуда я это знаю? Кошки с улицы Васили поведали, рыбка моя.
Сбоку от меня сидела Сюмбюль – пока еще в здравом уме. Поставив локти на стол и по-детски подперев пухлые щеки ладонями, она бог знает в который раз слушала одну и ту же историю. Зеленые глаза широко распахнуты, а веер из страусиных перьев, который она обычно не выпускала из рук, лежал забытый на горшке с пшеницей. Сюмбюль питала большую слабость к рассказам о перипетиях жизни богачей-европейцев. После того как эти люди, придававшие городу неповторимый характер, в одну ночь исчезли, она хваталась за сказки Ясемин о былых временах, как за спасательный круг.
На столе лежали льняные и шелковые ткани, тесемки, кружева, лоскутки… Ходили слухи, что Ясемин наведывалась в Борнову, Буджу, Парадисо, в дома и особняки, принадлежавшие прежде грекам и армянам, которые всё оставили, спасая свои жизни. Оттуда она и уносила добро на продажу, в том числе платья, шляпы и украшения. Иной раз в ее мешке оказывались скроенные лучшими мастерами женские платья-энтари, рубашки, или же она доставала изысканное муслиновое платье с кружевным воротом, нижней юбкой из самой качественной ткани, пропитанное ароматом далекой жизни, исходившим из подмышек.
– Даже у земли есть уши. В послеобеденные часы, когда эти двое удалялись под защищавший от комаров полог, слуги-то в доме не спали. И потом, когда я им гадала, открывая их будущее, они тоже не держали рот закрытым. Раз уж мы заговорили о гадании, налейте-ка Шахерезаде кофе – посмотрю, что ее так тревожит, отчего онемела она, может, и помогу чем.
Цыганка Ясемин с незапамятных времен ходила с узлом за спиной по домам Измира. Возраста ее никто не знал. Сюмбюль клялась, что и в те дни, когда она сбежала из города Филибе и приехала невестой в Смирну, Ясемин было столько же лет, сколько сейчас. С тех пор даже морщин не прибавилось! И старухи, жившие в районе Ики-Чешмелик, еще с юности помнили эту торговку. Поговаривали, будто цыганка еще в дохристовые времена, бродя по Индии, разгадала секрет бессмертия и в каком возрасте была, в таком и осталась. Чтобы не вызывать подозрений, она на протяжении веков перебиралась с одного места на другое, а когда оказалась в Измире, до того полюбила этот город – жемчужину Востока, что, не заботясь ни о каких сплетнях, так здесь и осталась.
По другим же слухам, Ясемин, как и все цыганки, занималась колдовством и питалась кровью необрезанных мальчиков. Но я помню, что, когда я сама была маленькой, люди из христианских кварталов яростно обвиняли евреев в том, что они крадут их детей и сажают в бочку, утыканную гвоздями, и даже, бывало, совершали налеты на располагавшиеся на улице Хавралар высокие дома евреев, где те жили несколькими семьями. Так что и все эти рассказы о ведьме Ясемин могли быть не более чем выдумками.