Катина, совсем без сил, лишь кивала. А ребенок уже обхватил своим ротиком грудь и начал сосать молоко.

– Вы только посмотрите! Как будто еще у мамы в животике научилась сосать грудь! – Искренняя улыбка еще больше осветила и без того сияющее лицо медсестры.

Когда же она ушла к другим пациентам, оставив новоиспеченную мать наедине с малышкой, Катина принялась гладить ее губки, черные волосики и мягкие ушки, такие нежные, что, казалось, сейчас растают от прикосновения пальцев. Уму непостижимо! Вот она, ее дочка, во плоти и крови, лежит у нее на руках. Свершилось чудо! Значит, Поэтому-то Пресвятая Дева Мария, Бог и ангелы вернули ее на этот свет. Чудо! Пресвятая Богородица коснулась этого крошечного создания своей благословенной рукой. Со слезами на глазах Катина перекрестилась и прошептала дочке на ушко: «На зисеис моро му[16], долгой тебе жизни, моя маленькая!»

Ребенок продолжал с удовольствием сосать грудь, Катина же, плача и улыбаясь одновременно, не переставала благодарить Богородицу. А образ девочки, которая, пока Катина находилась между жизнью и смертью, махала ей рукой с другого конца светящегося тоннеля, стерся из ее памяти.

– Могу ли я увидеть мадемуазель Эдит Софию Ламарк? Мне необходимо обсудить с ней один важный вопрос.

На пороге особняка Ламарков стоял незнакомец со шляпой в руках – на вид неотесанный провинциал. Вот и управляющий Мустафа, открывший ему дверь, принял его за торговца мылом из какого-нибудь Айдына. Несмотря на холод и дождь, он был одет в бежевый сюртук, не по размеру большой. Каштановые с рыжеватым оттенком усы коротко подстрижены, напомаженные волосы аккуратно зачесаны назад, и все равно с первого же взгляда что-то в нем говорило о неряшливости. Может, все дело в том, как он стоял: опираясь на серебряную трость и слегка откинувшись назад. А может – в длинных штанинах, которые свисали до самых каблуков остроносых ботинок, – с помощью этой уловки низкорослому полному мужчине хотелось казаться чуть выше.

Эдит вернулась. Завидев ее, незнакомец вздрогнул, что не укрылось от внимания управляющего. Но быстро взял себя в руки, почтительно поклонился и заговорил на французском с сильным акцентом:

– Мадемуазель, позвольте представиться, меня зовут Димитриос Митакакис. Вы, должно быть, и есть Эдит Ламарк? Большая честь познакомиться с вами.

– Да, это я. Чем обязана вашему визиту?

Мужчина пригладил усы, окидывая взглядом тоненькую фигурку девушки, ее плоскую грудь и бледное лицо. Растрепанные после сна волосы не были собраны, а гривкой лежали за спиной. Лишь низкий, звучный, уверенный голос выдавал в ней взрослую особу, не девочку.

Невероятно, до чего иногда дети похожи на родителей…

– Enchanté[17], мадемуазель. Я прибыл сюда из Афин ради встречи с вами. Я адвокат.

Эдит протянула ему руку для поцелуя. Она уже собиралась проводить гостя в библиотеку, когда открылись двери столовой и появилась Джульетта в своем утреннем капоте. Увидев в прихожей незнакомца, она в притворном смятении потуже затянула пояс.

– Слушаю вас.

Митакакис повторно представился, одновременно расстегивая сюртук.

– А, вы, наверное, желаете видеть моих сыновей? Но они уехали в город на восьмичасовом поезде. Получается, вы зря прибыли сюда, в Бурнабат. У нас есть контора в Смирне, вы сможете найти их там. Знаете, где это?

– Нет необходимости, мадам. Я приехал ради мадемуазель Ламарк.

Левая рука Джульетты непроизвольно взметнулась к шее, правой она теребила пояс капота, округлившиеся зелено-голубые глаза перебегали с дочери на Митакакиса и обратно. После короткой заминки она сказала: