– Но ведь за Джедом никогда не замечалось склонности к насилию, разве не так, Мэдди?

– Джед что-то знает, – упрямо покачала головой Мэдлин, – но отказывается говорить правду о событиях той ночи.

Неужели Мэдлин действительно стремится установить истину? Грейс много раз порывалась посоветовать ей забыть отца. Что случилось, то случилось, и изменить ничего нельзя, а правда, до которой она с таким упрямством пыталась докопаться, могла принести только еще больше боли и страдания. Отнять у нее мать, брата, сестер… Разве мало ей того, что она уже потеряла?

– Тебя ведь там даже не было, – напомнила Грейс.

Ту злополучную ночь Мэдлин провела у подруги, совершенно не подозревая, какие жуткие события разворачиваются дома. Впрочем, она вообще о многом не подозревала – преподобный делал все, чтобы держать дочь в неведении.

– Знаете, однажды я зашел к Джеду в мастерскую за своим джипом, и он отпустил довольно странную реплику, – сказал Кирк. – Тогда я не придал этому значения, но после разговора с Мэттом…

Грейс уперлась взглядом в свое отражение в оконном стекле.

– И что же он сказал?

– Я спросил его о той ночи. Он поначалу отмалчивался или отделывался общими фразами, что, мол, ничего не знает. Но я не отставал, и тогда Джед выразился в том смысле, что, по его мнению, Ли Баркер получил по заслугам.

Сидевшая рядом с Кирком Мэдлин вздрогнула, словно от удара электрическим током.

– Получил по заслугам? – повторила она и посмотрела на сводную сестру. – Ты слышала? Господи, мой отец был проповедником. Добрым, отзывчивым человеком. Как он мог заслужить такое?

Грейс закрыла глаза, отчасти завидуя наивности Мэдлин, умевшей не замечать очевидного.

– Не придавай этому слишком большого значения. Джед просто недолюбливал отца. Вот и все.

– Нет, тут кроется что-то другое. И я это докажу.


В ту ночь дождь лил как из ведра. Впервые с тех пор, как она переехала в дом Ивонны, Грейс чувствовала себя неуютно, сидя на кожаном диване в гостиной, глядя на потоки воды, низвергающиеся каскадом по оконным стеклам. Разговор с Мэдлин и Кирком растревожил ее, но не больше, чем затянувшийся ливень. Она ясно представляла, как там, за фермой, в рощице, ручейки размывают землю и уносят верхний слой почвы в оросительные канавы. Ямку выкопали тогда неглубокую – не хватило времени…

Но ведь за восемнадцать лет могилу Баркера так и не нашли.

Грейс налила себе еще вина. А если Мэдлин удастся убедить полицию в том, что Джед убил ее отца? Чем Джед сможет доказать свою невиновность? Что, если, защищая себя, он расскажет все, что ему известно? И как она будет смотреть в лицо Мэдлин, если та узнает правду?

Грейс отпила шардоне. Неделю назад, встретив у фермы Клэя, она сказала, что вернулась в город, чтобы решить, как быть дальше, носить правду в себе или признаться в совершенном. Но то была ложь. Они оба понимали, что у нее связаны руки. Иначе бы давно во всем призналась.

Так почему же она здесь? Наверное, чтобы найти какое-то оправдание своему затянувшемуся молчанию. Придумать, как жить с тем, что тогда случилось. Примириться с прошлым. Вот и все.

Пытаясь стряхнуть ощущение чего-то гнетущего, чего-то, что, подобно паутине, уже висело по углам, Грейс отставила бокал и потянулась за лежавшим неподалеку сотовым.

– Алло?

Ровный, глубокий голос брата подействовал успокаивающе.

– Не люблю такие вот вечера, – вместо приветствия, сказала она. – Тебя не тянет выйти с ружьем на крыльцо да посмотреть, не крадется ли кто?

Ответ пришел не сразу, и пауза получилась многозначительная.

– Никто не крадется, Грейс. И ничего не случится, пока я здесь.