Дочь фараона вняла его призыву и, взяв малыша на руки, нежно прижала к груди…
Мозе вернулся домой!
Глава 6. Азазель
Унылая, безжизненная пустыня. Бурые, желтые и черные горы, не горы – скалы, возвышающиеся над кучами песка и грудами сваленных в беспорядке мелких камней. С вершин некоторых скал стекают целые реки белого песка. Вечерами морщины гор окрашиваются заходящим солнцем в желтый, потом оранжево-розовый цвет. Когда свет уходит, горы становятся уныло-серыми. Ещё позже они сливаются с небом, всё вместе проваливается во мрак. А под конец на чёрном небе зажигаются яркие звёзды. Ни души, ни облачка, ничего движущегося на большом пространстве.
Кажется, здесь нет, и не может быть никого, кроме Него, Бога. Быть может, это единственное место на земле, где мог бы Он бродить в одиночестве, не опасаясь быть замеченным. Камни, бесконечный песок и огромные причудливые горы, среди которых скрыты долины, провалы. Сад Господень, где ничему живому нет места.
И, однако, вот где-то здесь, недалеко, стоит стан людской, затерявшийся в песках. Спят люди, охраняемые бдительными стражами. Верблюды улеглись на песках, волы. Где-то слышен тимпан и приглушенное пение, где-то храп, а ещё где-то проклятие и неласковое слово.
И, однако, всё чаще там, впереди, куда идёт народ хаабиру [1], на фоне чёрного неба возникают неясные вспышки света, очень яркие. И странно гудит земля, и слышится неясный шум.
В пустыне всё-таки многое идёт не так, как обычно.
Жёлтое око пустыни уже который день всматривается в странную пару людей, пересекающих её обычно безлюдное, ныне более заселенное пространство. Следят за ней горы из песчаника и скалы из камней, смешанные в пустыню.
Не скрываясь, идёт и едет народ, и очевидно, что единственное желание, охватившее всех без исключения людей, хаабиру, покидающих страну своего рабства, покинуть и пустыню как можно скорей. И это единственное желание самой пустыни: пусть уходят.
А вот эти двое хотят другого: быть вечно на краю людского стана, не сливаясь с ним. Пусть бы шли они, люди, и эти двое вослед им, вечно. Ненависть не остынет, и месть будет сладкой.
Один из этой пары, он взрослый, мужчина. Мальчик, которого он таскает на спине, тот лет пяти, не больше. И веса у него нет почти, и сил.
Отец почему-то не видит, как медленно угасает жизнь ребенка, которого таскает он с собой. Не видит бледности мальчика, не видит истощения. Впрочем, ребёнок закутан днём и ночью, ночью от холода, днём от солнца. Может, потому не различает отец грозных признаков стоящей на пороге смерти?
Он и сам похож на высохшую мумию. Он и сам почти не ест, не пьёт. Но ему это не важно. Он идёт по следу стана, он рыщет, как хищник, вдыхая жар пустыни…
Есть ещё двое гостей, которых узнает пустыня в лицо. Ночь за ночью лезут они на скалы, обследуя каждую впадину, каждую дыру в каменистой части, потом идут по песчанику, месят ногами песок и катают камни. Странно видеть эти поиски: зачем они? Что же, кроме песка и камня, можно найти в этих пределах?
С десяток воинов охраняют этих двоих, но воины меняются, а эти двое с факелами возглавляют маленький отряд каждую ночь.
Обычно затихает стан, успокаиваются люди, замолкают животные. К шатру, где обретается старший из двоих, подходит подчинённый, и зовёт тихонько:
– Мозе, я тут. Все готовы, идём.
Тот, которого зовут Мозе, выходит из шатра, вздыхая и потягиваясь.
– Сегодня мы найдём его, Аарон, – говорит он. – Сегодня обязательно найдём. Стоят ли воины вокруг стана? Настороже ли они? Ты предупредил ли их, что сон может стать причиной смерти и их самих, и их близких?