Их ветхий дом екатерининской застройки
Был испокон веков в Москве на старой Пресне
Толпилися у входа вечно пары-тройки,
Оркестр Рябова бывал здесь… Звучали песни.
Хозяин светский – прямо этакий гуляка,
Любил всем делать вдруг сюрпризы и подарки,
С огромной радостью вся дружная ватага
Рвалась вкусить все прелести музеев, парков.
Оркестр не заказали, и где его найти?
К устройству ёлки стала взрослой даже Тина,
Готова ёлка с игрушками и конфетти,
Хотя бы тапера найти, прям… Гильотина.
Хозяйка дома рода знатных и богатых
Из собственных хором совсем не кажет носа,
Не проявляет в доме нужного диктата
И мужу никогда не делает разноса.
Быть может, небезразличен ей любимый муж,
Его ревнует как дамского угодника,
Лишь светских подавай ей общество чинуш,
В тревоге не прозевать бы мужа-модника.
Не Таня ли, её сестра, поможет в деле?
Все её любят в доме – она покладиста,
Она лишь с нужным порученьем порадела,
А уже в доме говор гостей раскатистый.
Нет праздника без музыки, что за проклятье!
Придется тетю Соню просить нам поиграть,
Нельзя гостей лишать сего мероприятья,
Ведь это нашего семейства честь замарать.
Но в дом прислуга Дуня приводит тапера,
Но он почти ребенок – застенчив, худ стоит,
Нет, вид его не говорил, что он матёрый
Но выбора-то нету… Так дело обстоит.
Где выход, как будет этот карапуз играть?
Боюсь, что без привычки вам будет тяжело,
Вокруг мальчонка глазами начал озирать,
В её вопросах беспрерывных он чует зло.
Да, Лидия, что старшая, над ним смеётся,
А танцы разные умеешь ль ты играть?
Мальчишка бодро отвечает, не сдаётся,
Ей не удастся его уменье замарать.
Подходит Таня к нему неловким шагом, —
«Скажи, тебе случалось играть на вечерах?».
Её не зная, он готов к новым атакам,
В присутствии всех он не испытывает страх.
– «Хотите, я рапсодию сыграю Листа?».
– «Конечно, Таня, пусть сыграет», – просит Тина.
Ведь в Лиде Тина видит просто скандалистку,
И понимает что вот Таня с ней едина.
Мальчишку тащит Тина к фортепиано,
И он показывает такое мастерство,
Хозяин выпорхнул из кабинета рьяно
И с удивленьем обнаружил… Божество!
Он изумлён, такой сморчок плюгавый,
А как играет – словно бывалый пианист,
И отвечает на вопросы ему браво,
А понимает ль он, что этот путь тернист?..
– «Как звать тебя, малыш?». – «Я – Юрий Агузаров».
Он просит перерывы сделать в его игре,
Вот кто-то новый появился в кулуарах,
Идёт он прямо к хозяину, не к детворе.
«Кто это, с копною волосьев серебристых?», —
В недоуменье тапер. A вид грандиозный.
Хозяин выходит: «Сыграй рапсодью Листа».
Ну вот и настал, пришёл, малыш, час твой звёздный.
«Сам Рубенштейн, ты не узнал? Он композитор,
Берёт тебя к себе на обученье,
Ты мог ли мечтать о таком репетиторе?
Тебе дарю я моё благословенье».
Твоё имя пишу на стекле
Голова ты моя удалая,
Долго ль буду тебя я носить?
Если ты не вернёшься, родная,
Буду бога о смерти просить.
Нас с тобой обручили аж с детства,
Много лет ждал я свадебный день,
Любовался тобой по соседству,
На столе твоей карточки тень.
Мне твердила, что разные вкусы
Мы имели с тобою всегда,
Иль тебе мил тот парень безусый? –
Он, считается, – суперзвезда.
Он с тобой наиграется, бросит,
И забудет, что ты с ним была,
Молод он и еще несерьёзен,
Для него же ты – грех ремесла.
И умом я тебя понимаю,
Боюсь, поздно ты это поймёшь,
Для него все красотки мелькают,
Но в какую ты бездну шагнёшь?
Ты мне сердце сейчас разбиваешь,
Твоим образом, что на столе,
Потому что по жизни порхаешь,
Твоё имя пишу на стекле.
Творенья гения бессмертны
Он прожил свою жизнь не в творческих воззреньях века,
Был в мыслях мистиком, а рисовал людей реальных,
Трудясь, как фантазёр, и под давленьем ипотеки,