В последний раз он налетел на нее не взирая на хлебницу в руках. Он ударил снизу, стараясь выбить эту смешную защиту у нее из рук. Она в последний момент смогла ее удержать, а потом, по инерции ответила ему тем же – ударила легкой плетеной хлебницей наотмашь сверху. Он перекувырнулся в воздухе и распластался на земле, но потом собрался и снова пошел в атаку. Она за это время испугавшись, что причинила ему больший вред чем собиралась – выскочила за легкую сетчатую дверь и захлопнула ее перед его носом. На дверь бросаться было глупо, но один раз он бросился, видимо для острастки. Потом он слышал ее обиженный голос, она жаловалась бабушке, что, если бы у нее не отняли ее петуха и не запирали его с остальными курами – он бы до сих пор был нежным и ручным, а не бросался на всех, как собака. Он слышал, как она говорила, что он считал себя – человеком!.. Но время прошло, время упущено… И в курятник она больше ни ногой! Она и правда больше не зашла… Она не входила внутрь, только смотрела на него с грустью и нежностью и разговаривала через сетку. Он поглядывал на нее умным и злым глазом – то одним, то другим, наклонял голову, щурился. Но ничего уже не осталось – ничего из того, что когда-то связывало их так крепко. Она все равно любила его. Он… он тоже, но он уже не был человеком. Он был хозяином территории, он был тем, кто любит драться ради самой драки. Так и было. Он ни разу за всю свою яркую славную жизнь не заступился за орущую курицу, не разнял драку своих товарок. Григорий дрался только ради процесса драки. Причина для этого была не нужна!
Была осень, когда она приехала в очередной свой выходной Гриши уже не было. Вместо него в курятнике расхаживал другой петух – красивый, рыжий, со шпорами, добрый и не клевачий. Но никакой. Этого она бы точно не полюбила и не выделила из общей массы. Курятник был снова безопасным, но пустым несмотря на то, что куры все были там и даже количество их не изменилось. Он стал для нее необитаем, потому что не было в нем его, ушла душа. Пусть злая в серых перьях, непримиримая и драчливая, как собака, но Душа! Это как первая любовь и даже если ей отрубишь голову и сваришь из нее суп – она не уходит. Она остается темным пятном внутри и мягким серым пёрышком перед глазами…
А на следующее лето в курятнике царствовала курица – серая она была стройнее и выше остальных, у нее были длинные, тонкие, бледные лапы, и она обожала клеваться! Она нападала на всех. Людей не трогала, но было видно, что ей очень хотелось и она еле сдерживает в себе это желание.
– А эта откуда? – спросила она. – У нас таких не было, она ни на кого не похожа.
– А это Гришкина дочка! – сказала бабушка. – Внешне вылитая он и по характеру такая же.
– Ты Гришина, значит? А давай назовём ее Груша?.. – внутри было теперь спокойнее, как будто преступление против любви получило шанс на искупление. Словно предательство можно было исправить. – Груша, Груша…
Попытка погладить курицу не очень-то удалась – она проскользнула под рукой, а потом вернулась с намерением клюнуть протянутую к ней руку.
Она была копией его, даже по характеру, но она была другая. А он так и остался один – кадрами в памяти, нежностью на плече…
Григорий I… и единственный!..
* Парпаться – рыться, копаться в чем либо, обычно применяется к курам (куры парпаются).
Страсти куриные
На основе реальных событий
Лето, как лето, дачный сезон. А начинается он весной и у кого как – у кого с огорода, у кого с живности всякой. А бывает и то, и другое вместе.
Этот сезон начался с приобретения на рынке цыплят. Цыплята белые, подрощенные, инкубаторские, почти уже взрослые куры! Одна проблема – пока еще не различить кто из них курица, кто петух. Взяли десяток из одной клетки, тех что покрупнее и выглядели поздоровее. И, как по закону подлости оказалось среди них несколько петухов. Месяц, другой подросли – дерутся! С утра до ночи крик, перья летят во все стороны! Утром вскочили и понеслось – один петушиный бой за другим, и так до сумерек, пока спать не придет пора. Четыре молодых петуха да примерно равной силы в одном курятнике – это вам не шутки! А еще взрослый старый петух… Двух из молодежи обменяли на кур у соседей. Одного надо бы себе оставить, ну, вместо старого – на следующий год, отсадили на отдельно огороженную территорию с парой молодых курочек. Остаётся еще один молодой не удел. Что с ним делать? Ну не в суп же – худой еще, в силу не вошел. Итак риск – по статистике именно белые инкубаторские петухи все как на подбор драчуны. Отсаживать больше некуда. Думали, думали – пока молодому петуху старый петух гребех в кровь не изранил… Огородом рискнуть что ли? Одна две курицы вроде как сильный урон грядкам нанести не должны. Поймали белого и выпустили на участок свободно гулять, и молодку ему одну выделили тоже белую. Участок рабицей огорожен – со двора не уйдут, зато петушок цел останется. А там осень, что-нибудь да придумается. И стал инкубаторский не удел на воле жить «молодой семьей». Самое интересное, что с курицей угадали – она от него ни на шаг! Как прикипела, Джульетта куриная. Он тоже деловой такой – следит за ней, глаз не спускает, вкуснятинку всякую ищет, как найдет, зовет к себе, сам не ест – кормит! Червяков дождевых для неё раскапывает, гусениц ищет, то ягодку клубники найдет, то смородину с куста склюнет… Прямо какая-то «лебединая верность» у кур, не иначе! Кто из соседей не зайдет по делу или так в гости – за ними наблюдает. Смех, да и только! А ночевали «молодожены» на старой «антоновке». Яблоня низенькая, сучковатая, ствол надвое растет, ветки все почти горизонтально земле – чем вам не насест?! Идешь из дома в летнюю кухню в полутьме, смотришь на среднем суку две куриные тушки белеют. Прижавшись тесно бочок к бочку, дремлют, пернатая парочка – две сладкие палочки!..