Прижимаюсь к нему – не могу больше противостоять этому нездоровому притяжению, – вновь позволяю себе вдохнуть его запах, кладу голову на плечо и почти реву. А может, и реву, только беззвучно, и душ смывает следы моей дурацкой слабости.

– Я тоже часто думаю, почему я была такой дурой, – касаюсь губами его шеи, трусь ими об огненную кожу. – Как я могла влюбиться в такого, как ты?

Упирается лбом в мой лоб, больно сжимает мою попку, а моей щелочки уже касается горячая головка.

– Как я… – короткий поцелуй, глубоко дышит, отчего крылья носа трепещут как у хищника. – Давай, расскажи, какой я.

Он толкается резко, насаживая меня на член.

– Боже, – вырывается из моих легких вместе с криком и остатками кислорода.

По низу живота и пояснице разливается тупая боль, почти такая же, как на сердце. Я открываю рот, хватаю его воздух и водяную пыль и все никак не могу осознать, что это случилось. Что он во мне. Что стал-таки моим первым мужчиной. Я смотрю в его темнеющие глаза и молчу, позволив себе пропасть в этом моменте, страшном, болезненном и… торжественном.

Он замирает, не шевелится, пытается осознать сам, что я ему солгала, дает осознать мне.

– Ты говорила… – выдыхает шумно, смотрит на меня своим сумасшедшим взглядом. – Ни с кем, кроме меня… Не соврала.

Чуть выходит из меня и снова толкается, жестче, яростнее.

Я вновь вскрикиваю, а потом со всей дури закусываю кожу на его плече, чувствую его вкус во рту, его глубоко в себе. Так, как я хотела когда-то. Почти… Тогда он был бы нежнее. А сейчас… хорошо, что так, иначе бы я просто умерла.

– Сделай мне больно, – шепчу ему в ухо, впиваю ногти в его плечи, ерзаю, разливая боль, делая ее острее. – Ты же хочешь. Больше у тебя такого шанса не будет.

– Молчи, – легкий поцелуй в губы, пропитанные его кровью. – Ты только что потеряла право мне врать.

Медленное, тягучее движение, и он выскальзывает из меня. Резко дергает, разворачивая спиной к себе. Притягивает одной рукой к себе за бедра, второй давит на спину, вжимая грудью в мокрое стекло.

– Не шевелись, – проходится языком вдоль всего позвоночника, сжимает ягодицы. Пытаюсь оглянуться, но получаю не сильный, но хлесткий шлепок. – Не шевелись. Сегодня мое.

– Только сегодня, – мой голос срывается на громкий стон. – Это все, что у тебя есть.

Это все, что у нас есть. Пять лет я с кровью и мясом выдирала из себя эту больную любовь, и вот она опять бьется в груди вторым сердцем.

– Я все помню, мой маленький фетиш, – он еще чуть ближе придвигает меня к себе, а потом неожиданно проходится языком по всем моим складочкам до самого стянутого колечка ануса.

Я уже не могу сдержать стонов, от которых хочется плакать. Кажется, что сейчас случится что-то совсем ужасное: либо я провалюсь в бездну, которая разверзается под ногами, либо, что хуже, начну умолять его дать мне еще того, от чего я трясусь, как в наркотической ломке.

Я, постанывая, раздвигаю шире ноги, прогибаюсь в пояснице, послушная ему.

Его язык выписывает какие-то узоры на клиторе, проталкивается в текущую щелочку, скользит выше и обводит кругами узкую дырочку. Гордей постанывает, трется носом о самые чувствительные мои места, раздвигает ладонями мои половинки.

– Какой же ты извращенец, – выдыхаю, задрожав сильнее от предвкушения чего-то еще более грязного и противоестественного. – Ненавижу, – замолкаю, потому что мне начинает мерещиться, что я только что сказала “люблю”.

– Ненавидеть будешь завтра, – он надавливает пальцем на сопротивляющееся колечко сфинктера, второй ладонью давит на поясницу, заставляя меня прогнуться еще сильнее. – Сегодня просто расслабься.