На выходе из Кольского залива мы в полной мере ощутили всю «прелесть» штормового Баренцева моря: несмотря на включенные успокоители качки, корабль сильно мотало на крупной волне и он, зарываясь в нее носом, набрасывал на бак и носовую надстройку большие массы морской воды.

Наконец, мы в полигоне боевой подготовки. Подводная лодка уже находилась в подводном положении и, очевидно, проводила мероприятия согласно циклу подготовки к стрельбе. На индикаторах ГАС МГ-332 «Титан-2» она хорошо наблюдалась, с помощью ГАС звукоподводной связи МГ-26 «Хоста» с ней была установлена двухсторонняя связь, по которой периодически вел переговоры руководитель стрельбы. «…Тромбон! Я – Труба» – доносились откуда-то из морской пучины утробные завывающие звуки. Корабль занял свое место на левых кормовых курсовых углах подводной лодки, лег параллельным курсом и сбросил скорость для удержания заданной позиции, на которой наш корабль едва мог управляться. А для подводной лодки, очевидно, необходимо было идти именно таким курсом и скоростью, но для нас наступил сущий ад. Потому что на этой скорости успокоители качки не работали. Корабль сильно рыскал по курсу, и на волне его валяло как ванька-встаньку так, что без удержания руками за что-либо на ногах устоять было решительно не возможно.

А еще ситуация осложнялась для нас тем, что на этом курсе и с такой скоростью кораблю надо было, как говорят моряки, лежать далеко не один час и пришлась она на мою вахту вахтенным офицером на ходовом посту. Лично мне это было и к лучшему, потому что для меня всегда легче переносилась жесткая и изнурительная качка именно на вахте. Во-первых, полностью чувствуешь себя причастным ко всему, что происходит во время вахты на корабле в сложных штормовых условиях и, как бы вырастаешь в своей значимости в своих собственных глазах. Во-вторых, чисто из субъективных ощущений видишь линию горизонта и подход очередной волны, на которую соответственно реагируешь, группируешься и, удерживая равновесие, фиксируешь свое тело у какого-нибудь устройства на ходовом посту, за которое и удерживаешься. Что было гораздо сложнее сделать в условиях замкнутого пространства внутренних помещений корабля. В-третьих, отвлекаешься на исполнение обязанностей вахтенного офицера, и уже становится как-то не до уходящей из-под ног палубы. Вспоминая ходовые вахты, из памяти невольно выплывают и обязанности вахтенного офицера согласно Корабельному уставу ВМФ. А еще незыблемые требования в форме одежды, которые установил нам командир корабля капитан 3 ранга Александр Иванович Фролов, впоследствии вице-адмирал, очень уважаемый моряк в Военно-Морском флоте. Сам лично морскую форму он носил безукоризненно и того же он требовал и от нас.

Командир корабля капитан 3 ранга А.И.Фролов наблюдает за надводной целью с помощью перископического визира ВБП-451 правого борта на ходовом посту.

На вахте из-под рукавов кителя обязательно должна была выступать полоска ослепительно белой нейлоновой рубашки. А мой сослуживец, большой франт в ношении морской формы Юра Терентьев на манжетах рубашки носил еще и запонки с цепочкой из желтого металла, что так же не возбранялось. Надлежало непременно быть в пилотке и с кортиком под кителем. Правда, на сильной качке кортик обязательно за что-либо цеплялся, что постоянно добавляло царапины на его ножны. Вспомнилось, что при уходе с Северного флота через много лет службы мне предлагали обменять кортик на совершенно новый с артиллерийского арсенала. Но я предпочел свой, выданный по окончанию училища вместе с офицерскими погонами. С пожелтевшей от времени рукоятью, поцарапанными ножнами, местами потертой позолотой, но зато при взгляде на него призывавший к воспоминаниям моей корабельной службы. А еще командир не мог терпеть даже слегка заношенную красно-бело-красную повязку вахтенного офицера с нашитой на нее золотистой звездочкой на черном поле, что доставляло головную боль нашему помощнику командира по снабжению Виктору Игнатенко в постоянном ее обновлении.