– Скажи, пожалуйста, Игнацио, чтобы отвязал катер, мы отчаливаем.

Я ободряюще ему улыбаюсь и с удовольствием соглашаюсь помочь. Возвращаюсь в комнатку, где Игнацио, что-то ворча сам себе, убирает стеклянные бутылки.

– Игнацио, – мужчина резко выпрямляется при виде меня и неуклюже улыбается, пряча за спиной пакет со звенящими бутылками. – Джеймс попросил вас отвязать катер, давайте я помогу убрать мусор. – Я подхожу к нему и протягиваю руку.

– No, no2… нет, мисс Уильямс. Справлюсь сам, – он поспешно отступает от меня на несколько шагов, виновато смотрит и быстро выходит из каюты, но я успеваю услышать недовольные высказывания Игнацио на итальянском: «Dannazione a lui, diavolo. Dio, dammi la forza!»3

Я улыбаюсь на непонятные слова пожилого мужчины, и в который раз наслаждаюсь звонким звучанием незнакомого языка. Итальянский язык очень красивый на слух, жаль, я его совсем не знаю. Нужно посмотреть в Интернете часто используемые фразы на итальянском, чтобы не выглядеть глупо при местных жителях.

Оглядываюсь по сторонам и рассматриваю комнату более детально. Два небольших диванчика друг напротив друга, во всю длину каюты. Дощатый пол периодически скрипит от шагов. Возле двери рулевой рубки и одного из диванчиков стоит небольшая тумбочка. На ней – старинные часы в виде якоря, фотография в старой рамке, пепельница и пачка сигарет. Мое любопытство берет верх. Я подхожу к тумбочке, осторожно беру запыленную рамку, провожу большим пальцем по стеклу, стирая пыль, и на меня смотрят трое мужчин.

Бейн. Джеймс. И третий, незнакомец. Стоят, крепко обнявшись для фотоснимка, и улыбаются, искренне и счастливо. На этой выцветшей фотографии Бейн был совсем другой. Глаза горят. Улыбка искренняя. Нет отросших засаленных волос. Он стоял посередине и крепко обнимал парней, и мне показалось, что снимок сделан в параллельной реальности, где Сантьяго не ослеплен жаждой мести, а вполне адекватен, где он – человек, который способен на сострадательность, понимание и… дружбу.

Джеймс с длинными волосами, небрежно зачесанными назад, с небольшой бородкой, казался совершенно другим, намного старше своих лет. В черной кожаной куртке, распахнутой на груди, он был похож на плохого парня. Широкая самоуверенная улыбка, которая осталась с каких-то тех, неизвестных мне времен, дополняла этот образ.

Третий молодой человек на фотографии так же, как и остальные, счастливо улыбался. Вопросительно приподнятая бровь, мальчишеская задиристость в каждом жесте и самоуверенность. И, сравнивая его улыбку с улыбкой Джеймса, я поняла, что они очень похожи друг на друга. Но было одно «но». Серые глаза, перед которыми, я уверена, многие девушки не могли устоять, мне казались фальшивыми.

Все трое стояли среди густой травы, на большой поляне. Вдалеке виднелся лес. Все были одеты в теплую одежду, наверное, было прохладно. Я провожу пальцем по лицу Джеймса на фото и удивляюсь тому, как он сильно изменился с того времени.

– Что это?

Я вздрагиваю от голоса Джеймса.

– О, господи, – я быстро ставлю фотографию на тумбочку. – Ты меня напугал.

Джеймс ничего не отвечает и недовольно смотрит на поставленную мной обратно на тумбу фотографию. Сдвигает брови и переводит взгляд на меня. Я сглатываю и прикусываю язык. Мне стало так стыдно, будто я сделала что-то нехорошее, словно я стою тут перед ним раздетая и разглядываю эту фотографию.

Фотографию, которая приоткрывает завесу прошлой жизни Джеймса.

– Кто это? – шепотом спрашиваю я и тут же жалею о своем вопросе, когда взгляд Джеймса меняется с простого недовольного на ненавидящий.