Урга на секунду прижала дочь к себе, потом отстранилась и принялась рассказывать — красочно, увлекательно, время от времени таинственно понижая голос и доверительно наклоняясь к уху дочери. О коварных духах и умной сиротке, о простом воине, обманувшем злого борэша, о купце и нечистой силе. Саэры в этих историях совсем не упоминались, будто жили в какой-то параллельной вселенной, а вовсе не на Эргоре. А я поймала себя на мысли, что нары — их быт, мысли, чувства, желания — кажутся мне понятнее, ближе, «роднее» что ли, чем их высокородные хозяева, среди которых я провела столько времени.

Хельма внимала, затаив дыхание, и время от времени механически жевала, когда матери удавалось что-то запихнуть в ее полуоткрытый от удивления рот. Это несоответствие взрослой внешности и детского поведения угнетало, тяготило, вызывая какое-то чувство вины. Я поспешила доесть, поблагодарила и, не дожидаясь ответа, выбралась наружу, чтобы присоединиться к молчаливому нару Дарну. Мужчина никак не отреагировал на мое появление, продолжая смотреть вдаль ничего не выражающим пустым взглядом.

Так мы и ехали некоторое время — каждый молчал о своем, и нарушать тишину ни у одного из нас не возникло ни малейшего желания, — пока сзади не раздалось:

— Иди поешь, Ильм.

— Возница, все так же не произнеся ни слова, послушно скрылся под крышей повозки, уступая место сменившей его жене.

— Папочка, — радостно зазвенело навстречу мужчине, — я соскучилась.

В ответ отец забормотал что-то, быстро и ласково. Надо же, он, оказывается, может быть очень разговорчивым.

— Я тоже, — громко вторила дочь. — Знаешь историю о маленькой сиротке и злом-презлом духе? Нет? Садись... В маленькой деревне на краю леса жила девочка Тона…

Лепет Хельмы постепенно стихал, и я не стала вслушиваться дальше. Судя по всему, история находчивой сиротки впечатлила девушку сильнее, чем баллада о какой-то там богине, непонятно зачем спящей на неудобных острых камнях. Меня же сейчас больше беспокоило неожиданное соседство, и то, что мы с ее матерью остались вдвоем.

— Мой отец сказитель, — женщина легонько хлестнула лошадь, понукая ее двигаться резвее. — И его отец, и отец отца… теперь вот брат продолжил династию. В семьях, подобных нашей, хранится много удивительных легенд и сказаний, древних, как сам мир. Именно поэтому сказители дают магическую клятву, обещая рассказывать людям только то, что разрешено законом. В детстве мне так хотелось стать сказителем, как дедушка, папа, старший брат, — Урга желчно усмехнулась, — и я научилась подсматривать, подслушивать. Незримо присутствовала на всех уроках, которые отец проводил с братом, как губка впитывала все истории. Как жаль, что к девочкам не переходит семейный дар.

Вспомнила, какое впечатление произвела на меня баллада, как звучали сказки — я словно наяву все видела. У жены Ильма явно есть талант сказителя, а значит, не так все просто с наследованием способностей, как внушают женщинам.

— Предание о богине тоже от отца?

Урга дернула уголком губ, подтверждая мою догадку

— Но если оно запретное, почему вы его рассказали? Не боитесь, что донесу? А дочь? Она ведь может пострадать, если случайно проговорится кому-то постороннему.

— После болезни моя девочка запоминает только те истории, которые слышит изо дня в день много раз, например, про сиротку Тону. Эту же скоро забудет… почти забыла… К вечеру останутся лишь самые яркие воспоминания — о тетеньке, что спит на камнях. А через несколько дней и они уйдут. Так что хуже ей не станет… куда уж хуже, — женщина с вызовом уставилась на меня. — А что касается вас — тут я и вправду рискую, если ошиблась, что ж, значит, так тому и быть. Сыновья взрослые, самостоятельные, у всех свои семьи, они с Ильмом позаботятся о Хельме.