Она потянулась к одной из сумок, и через несколько минут на большой белой салфетке появилась посуда, нехитрая снедь — копченое мясо, домашний сыр, лепешки, вареные овощи — и фляга с водой. «Что бы Урга не задумала, травить она меня вряд ли станет», — подумала, наблюдая как женщина отрезает мясо, отламывает лепешку и протягивает все это дочери. Но не успела я взять свою порцию, как услышала капризное:

— Не хочу! — Хельма мотала головой, прикрыв рот рукой, видимо, для надежности. — Пряники лучше.

— Хель, доченька, надо поесть, хоть чуть-чуть, — начала уговаривать Урга, но девушка была неумолима.

— Мясо невкусное, не хочу, — повторяла она снова и снова, а потом вдруг неожиданно сдалась и, лукаво выдала: Только если сказку расскажешь.

— Хорошо, — устало выдохнула мать и впихнула в руки довольной дочери несчастный бутерброд. — Какую: про девочку из озера или про то, как мышиный император на войну ходил?

— Не-е-е, эти все я давно знаю — заявила девушка, впиваясь зубами в мясо. Кажется, кое-кто и не собирался от еды отказываться, а просто шантажировал родительницу. — Новую.

— Новую… — Урга задумчиво посмотрела на дочь, а потом окинула меня долгим непонятным взглядом. В полумраке повозки глаза ее загадочно мерцали. — Будет тебе новая.

Женщина соорудила еще один бутерброд, подвинула его поближе к дочери и негромко нараспев начала:

— В волшебном краю за пределами мира

Сокрыт под горою таинственный храм.

Свет солнца земля навсегда позабыла,

Дорога известна лишь вечным ветрам.

Я замерла, опустив руку с зажатой в ней лепешкой. Опять храм… удивительное совпадение.

— В веках исчезают и люди, и страны,

Победы и беды уносят года,

Но свято хранят храм снега и туманы,

Врагу путь к нему не найти никогда.

Надо же, я была уверена, что на Эргоре только высокопарные хвалебные оды сочинять могут, и вдруг — такая красивая баллада. Хотя, что, собственно, я знаю о нарах, кроме официальной информации и того, что из них получаются усердные послушные слуги? Ничего…

Урга говорила протяжно, неспешно, глядя куда-то поверх наших голов, а мы с Хельмой внимательно слушали

— А в храме, как сказано в древней легенде,

Закрывшись от зависти, смерти и зла,

Средь россыпей злата и дивных каменьев

Спит сладко богиня, что мир создала...

Несколько мгновений после того, как женщина закончила, в повозке царила тишина, а потом раздался бодрый, полный любопытства голос:

— Мам, а это какая богиня? Лиос? Но она ведь не спит. А никакой другой я не знаю.

Урга вздрогнула и точно очнулась от транса. Пересела поближе к дочери, печально улыбнувшись, ласково взъерошила ее волосы.

— Это просто сказка, малышка, о других мирах и чужих богах. К нашим она не имеет никакого отношения.

— Значит, это не о Лиос? — не успокаивалась Хельма.

Мать отрицательно качнула головой.

— И не о Проклятой? — прозвище забытой богини девушка произнесла зловещим шепотом, смешно округлив глаза.

— Конечно, нет, Хель. Я же говорю, это выдумка, в ней нет ни капли правды.

— Жаль, — скуксилась Хельма, но тут же снова воодушевилась: — А почему богиня спит? Ее заколдовали?

— Она проиграла свою последнюю, самую страшную битву. Потеряла магию, спряталась в древнем храме и заснула.

— Насовсем?

— Навечно… если не найдется тот, кто сумеет вернуть ей прежнюю силу.

— Мамочка, а зачем она легла на золото и камни? Они же твердые и больно колются, в кровати намного удобнее, — девушка взяла протянутый ей кусочек вакки — овоща, по вкусу напоминающего земной огурец, и подвела итог: — Какая-то глупая богиня, — а потом просительно заныла: — Ма, хочу еще... только не такую … другую… страшную…