- Да. – Небрежно кинул, ответив на звонок.

- Лекс, твою мать! Ты где? – Раздалось гневное в трубку, и он словно очнулся.

Огляделся по сторонам. Сука! Ушел почти в другой конец помещения.

- Мы всрали дело, слышишь? Ее украли! – Уже кричал Миха.

- Че? – Тупо переспросил, ища взором исчезнувшую фигуру его внезапного вожделения.

Не видно. Бронзовое облако уплыло. Исчезло. Развеялось, будто и не было.

- Во время возни какой-то. Прям из-под носа уволокли! Ты же в том зале был, куда свалил?! Шум не слышал? Лекс! Лекс!

Трубка, сжатая в ладони, хрустнула.

Возня – завлечение. Грохот – отвлечение. Как просто…

Внутри битва, а перед глазами темная пелена с выделяющимися округлыми бедрами в обтягивающем платье диковинной стервы.

2. Полгода спустя

В старом обветшалом доме не горел свет. Не любила бабуля все эти молодежные современные шалости, предпочитая старую добрую керосиновую лампу или потрескивающие дрова в, ничего себе на секундочку, камине. Правда выглядел он не лучше. Копотью зарос такой, что отец неделю потратил на оттирание черной сажи с кирпичных стен добротной кирпичной трубы. Сидел в ней целыми днями. Дом не раз латался, заделывался, частями реконструировался, но родственница наотрез отказывалась переезжать к нам в город.

Всегда твердила одно и тоже, где родилась, там и похороните. При этом не сказать, что религиозной была. У нее крайне расплывчатые объяснения были, касательно нашего происхождения. А может я в силу возраста не могла уловить суть ее повествований. Но хорошо помню взгляд ее потускневших со временем синих глаз. Мама, кстати, как-то говорила, что у бабушки раньше они почти фиалковыми были. Чумной на то время, но очень красивый цвет. На черно-белых фотографиях, к сожалению, эта диковинка не отразилась, да и родственникам она их не передала. Себе оставила, но годы их отбелили до голубого. Однако это не мешало ей взирать на всех с хитрым прищуром и легкой понимающей ухмылкой. Словно знала твой секрет и снисходительно помалкивала, но ясно давала понять, что ей давно уже все известно.

Странно рядом с ней себя чувствовала. Вроде родная, любим друг друга, но в некоторые дни, даже скорее часы, не по себе было в ее компании. В целом, ничего мистического.

Лишь спустя годы поняла, да и мама потом рассказала, что она немного не в ладах с головой была. Переклинивало моментами, терялась во времени, в пространстве, да и в своей личности. Не могла уловить, кто она. А один раз так и вовсе весь дом перепугала.

Ночью дело было. Все спали давно. Натопленный камин делился теплом, сумев разморить всех нас уже в девять вечера. Мы только с дороги. Двое суток почти ехали на машине и по приезде, оказавшись в уютном тепле, организм сдался. Бабуля тоже отчалила. У нее своя койка на террасе была, которую папа ей застеклил и преобразил в подобие спальни. Она всегда рано засыпала, потому что рано вскакивала. С первыми петухами.

Но тут, в тишине и темноте дома раздался истошный вопль, от которого, наверное, даже вода в колодце задребезжала. Мы втроем ютились в одной комнате, поэтому подорвавшись с коек с безумными глазами начали озираться, осматривая друг друга. Все были на месте и определенно до этого спали. После чего, путаясь в одеялах и простынях, вываливались из постелей, чтобы помчаться на поиски бабушки, единственной, кто еще был помимо нас в доме. Первым к ней влетел отец, самый прыткий и храбрый. Остановился на пороге, преграждая нам с мамой путь, поэтому был сбит не только с толку, но и с ног, навалившимися ему на спину женщинами. Такой вот образовавшейся кучей, мы лежали на полу и пытались узреть причину шума.