И тут я этого мужика вспомнил.

Это был 1946 год. Лето. Мне было тринадцать лет. Уже три года я учился в Астрахани – в Сталинградском суворовское училище.

Когда началась гроза, мы играли в футбол. Я стоял на воротах. Потом была эта клиника и этот Валентин Павлович. Потом мне сказали, что в меня попала молния.

1946? Я что, перед смертью вспоминаю всю жизнь? Нет, на воспоминания была картинка не похожа.

Я попытался пошевелиться, напряг мышцы и опять выключился.

В следующий раз, я пришёл в себя уже сидя. Сидел я на кровати, упираясь спиной в подушки. А девушка, другая девушка, а не та которую я видел в первый раз, вынимала из-под меня утку.

Оказалось я уже могу шевелиться.

– Можно попить? – спросил я с трудом.

– Конечно. – ответила девушка и куда-то вышла.

В палату, где стояла моя кровать, вошёл Валентин Павлович.

– Вот видишь, – сказал он, обращаясь ко мне. – и трёх часов не прошло, а ты уже разговаривать стал. Как ты себя чувствуешь?

– Пить хочется.

Насколько я помнил, тот, прошлый удар молнии, когда я очнулся мне сказали что я двое суток был без сознания. Значит это точно не воспоминания.

– Открой рот. – сказал Валентин Павлович. – Сглотни. Ну что же есть шанс, что не захлебнёшься.

Он налил треть стакана воды и протянул мне.

Я сделал усилие и поднял руку.

– Совсем молодец. А ведь сначала думали, что ты умер.

Я взял стакан и выпил воду.

В остальном, всё было именно так, как я помнил.

Выпив воды, я окончательно убедился, что это реальность.

Так что же, всю последующую жизнь я нафантазировал.

Это можно проверить.

Тело моё слушалось ещё слабо, а вот мозг заработал как вычислительная машина.

Службу в армии можно нафантазировать. Я об этом долго мечтал. Но программирование, инвалидность? И как проверить?

В свои тринадцать с половиной, я совершенно не разбирался в политике. А что теперь?

Я проверил свою память. Я слабо помнил всех своих товарищей по учёбе. Их имена.

Я сказал Валентину Павловичу, что я не всё помню.

Сказал, что не помню, как мы играли в футбол. Хотя это я помнил хорошо. Но решил перестраховаться. Но Валентин Павлович сказал, что всё это не страшно и что всё вспомниться.

Хорошо, что он не знал, как это было в первый раз, с тем Сашей Роснянским. Тогда были проблемы с ногами, но с памятью не было никаких проблем.

– А долго мне ещё тут лежать?

– Не торопись. Футбол уже закончился.

– А можно мне что-то почитать. А то скучно.

– Да тут кроме газет и нет ничего.

– Ну, хоть газету.

Валентин Павлович усмехнулся.

– Принесите молодому человеку газету. – уходя, сказал он санитарке – Выздоравливай!

Газету девушка мне принесла.

Правда № 131 Понедельник 3 июня 1946 г.

С первых строчек мне стало понятно, что читаю газету я, почти девяностолетний Александр Юрьевич Роснянский. Не мог Саша Роснянский знать, что такое чистые пары. В его голове, в голове городского мальчишки чистые пары, были равны чистым двойкам, и ни как он не мог согласиться, что эти двойки залог высокого урожая озимых.

Да и не попросил бы Саша почитать. Просто лежал бы и мечтал.

И было ещё много такого, в чём я видел предпосылки будущего, которых я в молодости видеть не мог.

Значит или это какой-то уж больно реалистичный сон умирающего меня в 2022 году, либо я попаданец.

Попаданец? Ни хрена себе! Вся жизнь впереди. Счастье! Мечта!

Сердце бухало так, что хотелось сорваться с кровати и танцевать буги или ламбаду. Может всё-таки сон. Ни буги, ни ламбады тогда не было.

Но хотелось надеяться на лучшее. Очень хотелось. Вдруг не сон?

И тут до меня дошло. Как ещё одной молнией ударило. Если это июнь 1946 года, то до 12 сентября, чистого четверга, ещё три месяца. А я помнил, что тогда случилось. И если это не сон, то это мой шанс изменить историю страны и прожить другую жизнь, или умереть.