Она немного помолчала, теребя край пледа, накинутого на плечи. Потом подняла на него взгляд, и в ее глазах он увидел что-то новое – смесь волнения, надежды и легкой неуверенности.

«Знаешь… – начала она тихо. – У меня задержка».

Петто замер. Они говорили об этом, планировали, надеялись. Последние несколько месяцев они жили с этой тихой, общей мечтой. Он осторожно взял ее руку в свою.

«Задержка?» – переспросил он, и его собственный голос прозвучал немного глухо.

Аня кивнула, и легкий румянец тронул ее щеки. «Уже несколько дней. Все сходится, Петя. Помнишь, мы… ну, мы же хотели, чтобы именно в этом цикле…»

«Помню», – он сжал ее пальцы крепче. Сердце забилось быстрее, наполняя его теплом, которое не имело ничего общего с теплом их комнаты. Это было другое тепло – живое, трепетное, полное предвкушения. – «Ты… ты думаешь?»

«Я думаю, что очень может быть, – ответила она, и ее улыбка стала шире, увереннее. – Но чтобы знать наверняка… я завтра утром сделаю тест. Купила сегодня по дороге домой. Тогда и будем знать точно, на все сто процентов».

Он притянул ее к себе, уткнувшись лицом в ее волосы, пахнущие ромашкой. Все мысли о Глухом проулке, старых картах и пыльных архивах мгновенно улетучились, вытесненные этой простой, но такой огромной новостью. Возможность новой жизни, их продолжения, восьмого поколения Вороновых в этом старом доме. Это было реальнее и важнее всех теней прошлого, скрытых под кожей города.

«Завтра», – прошептал он. – «Хорошо. Ждем до завтра».

Они сидели так еще некоторое время, молча, в уютном свете торшера, чувствуя биение сердец друг друга. За окном жил своей жизнью ночной Фальтико, но сейчас он казался далеким и незначительным. Их маленький мир здесь, на втором этаже старого архивного здания, был наполнен тихой радостью и надеждой на будущее, которое, возможно, уже зародилось. И в этот момент Петто чувствовал себя абсолютно счастливым, защищенным от любых теней и нестыковок реальности.

После того как волнение немного улеглось, и они обсудили все возможные «если» и «когда», Аня пошла готовиться ко сну, а Петто потянулся к книжной полке у кровати. Это был его ритуал, якорь, помогающий переключиться с плотного мира фактов и дат на что-то совершенно иное. Он провел пальцем по корешкам – здесь стояли не строгие монографии или сборники документов, а потрепанные томики фантастики, детективов и приключенческих романов. Его тайный сад, где цвели невероятные миры.

Он выбрал старенькое издание Рэя Брэдбери – сборник рассказов, который он перечитывал бесчисленное количество раз. Устроившись под одеялом рядом с уже задремавшей Аней, он приглушил свет ночника до мягкого, интимного сияния и открыл книгу.

Для Петто, чья жизнь была посвящена каталогизации и сохранению прошлого, художественная литература была окном в невозможное. Его дни проходили среди свидетельств того, что было – часто серого, будничного, иногда трагичного, но всегда конечного и задокументированного. Книги же предлагали то, чего не могло быть: далекие планеты, говорящие животные, магия, переплетенная с реальностью, города, живущие по своим, не поддающимся логике законам.

Это было не просто развлечение, а жизненная необходимость. Способ проветрить голову от архивной пыли, раздвинуть рамки строгого, упорядоченного мира, в котором он чувствовал себя так комфортно, но который иногда казался ему пресным, лишенным красок. В вымышленных историях он находил ту яркость, ту свободу воображения, которой так не хватало в его выверенной, предсказуемой реальности. Он погружался в строки, описывающие марсианские каналы или осенний городок, полный тайн, и чувствовал, как напряжение дня уходит, уступая место легкому волнению читательского предвкушения.