"Да ладно тебе, – мысленно ухмыляюсь, – утренняя пробежка – это же для твоего же блага." С такой работой, тебе бы на тренировки записаться, дружок.

Я шагаю к скамейке, видя, что она покрыта влагой после недавнего дождя, но ноги так наливаются свинцом, что сидеть хочется больше, чем думать о мокрой одежде.

В окне второго этажа маячила Наташа. Что-то в ее образе всегда меня раздражало – может, этот ее задумчивый, отстраненный взгляд, словно она все понимает и предугадывает каждый мой шаг. В руке она держала чашку и мелкими глотками отпивала напиток, продолжая пристально на меня смотреть. Казалось, будто ее обязанность – следить за каждым моим движением, как за заключенным, чтобы не сбежал.

Я подошла ближе к дому, встала под окном и, широко ухмыляясь, громко бросила:

– Что, следишь за мной, да? А если я вдруг грохнусь в обморок, что будешь делать? Бросишься спасать? Пробьешь окно и спикируешь на меня, как супергерой?

Жестом она показала, что не слышит меня, но добродушно улыбнулась в ответ, чуть приподняв уголки губ, и кивнула, как будто знала какой-то свой, особенный ответ на мои выпады. Потом, не теряя этого холодного спокойствия, словно отрепетированного годами, легонько отсалютовала своей чашкой, делая это так, как будто я была просто частью ее повседневного спектакля.

Охранник, стоявший неподалеку, молчал, качая головой с явным неодобрением, будто мое поведение ему было чем-то непостижимым. Его взгляд словно говорил: "Зачем ты это делаешь?" Но я не могла удержаться. Мне нужно было выпустить эту злость, это раздражение.

– Ну что, тебе тоже что-то не нравится? – обратилась я к нему, чувствуя, как раздражение переполняет меня.

Он даже не удосужился ответить, просто тяжело вздохнул, скрестив руки на груди, и вновь посмотрел в сторону Наташи, как будто она могла дать ответ на все мои несуществующие вопросы.

За завтраком Наташа, как всегда, проявила свою привычную щедрость – великодушно приготовила еду на всех. Я не могла удержаться от легкой улыбки, когда увидела, как Артур, так оказывается зовут моего верного стража, уселся за стол, словно стальной рыцарь при дворе.

Он слишком серьезно воспринял свою роль охранника, словно даже за завтраком был готов защитить меня от невидимых угроз. Возможно, он боялся, что я могу захлебнуться чаем или случайно подавиться бутером. В его глазах сверкала решимость спасти меня в любой момент, и это вызывало легкий смешок внутри меня.

Но было очевидно, что его повышенная бдительность имела еще одну цель. Наташа. Артур, явно польщенный ее скрытым вниманием, сложил руки на столе так, чтобы продемонстрировать свои впечатляющие бицепсы. Я могла видеть, как напряженно он выпячивал мышцы, чтобы произвести на нее эффект, словно тот самый рыцарь, показавший свое мужество.

Его действия не прошли даром. Наташа, смягчившись перед этим мужественным зрелищем, проявила особую заботу: с улыбкой она подлила ему чаю и, словно это было самым естественным делом в мире, заботливо приготовила очередной бутерброд, а затем с видимым удовлетворением наблюдала, как он с жадностью поглощает его. Сцена была одновременно комичной и немного неловкой – словно два актера играли свои роли, старательно, но с преувеличенной серьезностью.

Я наблюдала за этим, как за представлением, одновременно развлекаясь и чувствуя какое-то отстранение. Все это напоминало фарс, где внимание Наташи к Артуру было не столько искренним, сколько показным, а его попытки впечатлить ее выглядели слишком нарочито. Но в этом была своя странная, тихая игра – игра, в которой я была лишь зрителем, а не участником.