– Клёво! – Юрка даже заплясал от радости.

– Юр, надо отдать. Мамаша, как пить дать, хватится.

– Да ладно! Скажем, не знаем ничего, и дело с концом. Пошли, разменяем и поделим.

Побежали в промтоварный. Я давно хотел приобрести фонарик, который стоил как раз 2 руб. 50 коп. Купили, сдачу Юрка забрал себе. Счастью не было предела. Дома сказал, что деньги накопил, недоедая и недопивая в школьном буфете. Вопросов не возникло.

Вечером звонок. На пороге Панасенки: мама и сын. Сашка жмется в прихожке, мамаша сразу наехала на родителей.

– Это что же такое! Выудил у ребенка деньги за какое-то сраное велосипедное колесо!

– Как понять, выудил? – батя сидит на диване, рядом с ним мой ныне покойный братишка Андрюшка, светит мне в лицо купленным мною фонариком.

– Я полезла в шифоньер за деньгами, а там не хватает. Оказывается, ваш хулиган заставил моего наивного ребёнка купить у него старое велосипедное колесо.

– Саш, ты мне деньги давал? – обратился я к Панасу. Тот молчал. – Он мне деньги не давал.

– А кому же давал?

– У него и спрашивайте, кому он давал.

Я никак не мог понять, почему Панасенко, когда его справедливо прижали, свалил всё на меня и ничего не сказал про Юрку, который в действительности был инициатором купли-продажи пресловутого колеса. Всё стало ясно позже, когда Панас, не выдержав материнского давления, заплакал и пропищал срывающимся голосом

– Юре Зуеву давал.

Мамаша его тут же осеклась, словно поперхнувшись, и соседи, не извинившись, ретировались в подъезд. Как это ни странно, на второй этаж, где проживал Зуев, она подниматься не стала, а направилась прямым ходом в собственную квартиру, исчезнув за громко хлопнувшей дверью.

– Ты все понял? – поинтересовался отец, отбирая у Андрюхи фонарик.

– Нет!

– Кто у Зуева отец?

– Не знаю.

– У Зуева отец – начальник отдела, подполковник. Кто твой отец?

Я промолчал.

– Вот так вот.

Так я впервые столкнулся с вопросами социального неравенства и это меня дико возмутило. Как так? Мы живем в Советской стране, где все равны, и вдруг кастовые различия, как в индийских фильмах! Папа Сашки Панасенко был прапорщик, так же, как и мой, а это даже не офицер. Поэтому его мать побоялась идти жаловаться Зуеву старшему на Зуева младшего, чтобы потом это как-нибудь не отразилось на службе Панасенко-папы.

И вот, спустя год, опять Панасенко. Мне пришлось рассказать маме всё, точнее, почти всё, заменив слово «шалаш» словом «штаб», начиная с того, как мы принимали клятву и до того, как мы оставили в лесу хныкающего Панаса.

– Я не стану спрашивать, зачем вы принимаете какие-то клятвы, не моё дело, но держись от этого мальчишки подальше. Усёк?

Я кивнул.

– Всё. Разговор окончен. Пошли ужинать.

На следующий день, прихватив с собой довольно внушительный кусок брезента, который был вчера где-то «надыбан» Юркой, уже втроем мы навестили наш шалаш. Усевшись в кружок под брезентовым куполом, решили обсудить создавшееся положение. Было тихо, только неугомонная кукушка завела свою однообразную песню.

– Тебе влетело? – спросил Юрка.

– Нет. Был дан совет с Панасом больше не связываться.

– Логично. Что будем делать? Панас может продать, привести кого-нибудь.

– Навряд ли! Даже не сомневаюсь, – решительно сказал я. – Это он маме рассказал, потому что еще мелкий, да и в придачу маменькин сынок. Чуть-чуть надавила, и все. Пацанам не расскажет. Да и побоится.

– Согласен, – Юрка был серьезен и в этот момент сильно напоминал мальчишку, сыгравшего главную роль в фильмах «Кортик» и «Бронзовая птица».

– Но все равно, надо менять место. Будем искать новое, где-нибудь неподалеку. Найдем, смастерим шалаш поменьше, чтобы материала хватило для покрытия. Но это место жалко! Уж больно хорошее, особенно наблюдательный пункт на сосне.