Музыка всегда была искусством времени, а вот архитектуру стали воспринимать искусством пространства только в последние 150 лет. Музыка воспринимается в линейной последовательности, тогда как архитектура трехмерна. Даже футуристическая архитектура не движется во времени. Время-музыка и пространство-архитектура воспринимаются разными органами чувств, на которые воздействуют или световые, или звуковые волны. Но есть и другая точка зрения: все, что мы воспринимаем, происходит последовательно. Музыкальную композицию мы воспринимаем рисунок за рисунком. Архитектура тоже может быть воспринята как последовательность картин. Мы читаем пространство или картину, двигая глазами, а музыку воспринимаем ушами. При этом за слуховое и зрительное восприятие отвечает правое полушарие головного мозга – именно этот способ делает для нас близкими по восприятию два великих искусства. Как и музыка, архитектура – это ожидание, растянутое во времени, она лежит в основе любого драматического опыта. Мы проецируем будущее на настоящее, следующую фразу или аккорд на целое музыкальное произведение, так же последовательно мы воспринимаем и пространство здания.

Встреча, которая определила и перевернула мою жизнь. Осенью 1979 года я был на дипломе. В то славное время на него давалось больше полугода, и в начале свободного времени было достаточно много. На выставке в музее архитектуры я познакомился с Алисой Можейко, студенткой 3-го курса МАРХИ, у нас были общие друзья. После музея архитектуры мы ели пончики у кинотеатра Художественный, что на Арбатской площади. Как-то так получилось, что через несколько дней мы встретились у фонтана института, и я пригласил ее с подружкой поехать в Питер.

В Ленинграде на ноябрьские праздники было уже очень холодно. Жили мы в гостинице у Московского вокзала. Посмотрев осенний Павловск, который своим романтичным, удивительно красивым английским парком произвел на меня необычайное впечатление, мы поехали в Царское Село. К этому моменту уже сильно замерзли. Мы разговаривали о чем-то, и вдруг я взял ее руками за талию и перевернул. Мой отец так делал всегда, я позже делал так со своим сыном – и он радовался. Но Алиса тогда на меня обиделась и даже перестала со мной разговаривать. Происходило это у Камероновой галереи, которая очень нам всем понравилась, но в тот момент поблекла. Это происшествие сильно на меня подействовало. Через полтора года мы поженились и поехали в свадебное путешествие в Среднюю Азию, в Ташкент и Бухару.

Мой папа очень много внимания уделял нашим совместным поездкам, ездили мы в основном на Север России. В 1964 году отправились по Беломорско-Балтийскому каналу, финальными точками маршрута стали городок Кириллов на Белом озере с Кириллово-Белозерским монастырем, где мы остановились на ночевку в келье, и Ферапонтово. Мне было тогда 7 лет, но место и Ферапонтов монастырь с его уютной архитектурой я запомнил и возвращался туда несколько раз позже. Кстати, это было первое и последнее путешествие втроем с мамой. Она впоследствии предпочитала дом отдыха Союза архитекторов в Гагре, откуда привозила пахучие еловые шишки. А мы с отцом ездили на Сухону – Северную Двину. Сначала поездом от Москвы до Вологды, потом на кораблике по речке Сухоне, а дальше уже пешком. Рюкзаки, небольшая палатка, удочки и продукты – вот и все, что нам было нужно. Несколько лет подряд в августе мы отправлялись в путь, эту страсть он заложил во мне с раннего детства.

Ферапонтово 1965

Бабушка шила походную одежду, мы самостоятельно утепляли спальные мешки и мастерили удочки. Папа готовил на костре в котелке-бобике из ленд-лиза. В мои обязанности входило чистка рыбы и мытье посуды. Мы побывали на Онеге, в Карелии, на Белом море и в Карпатах.